Галина
* * *
С работы ты вернулся
Уставший, как всегда,
На пледе растянулся -
Какая ерунда.
В твои зароюсь руки,
Пропахшие весной.
И вновь не будет скуки,
Когда ты здесь, со мной.
Ладони расцелую,
Прижму к своим щекам,
Свою любовь, заботу
Тебе я передам.
А ты отдашь мне солнце,
Капель и суету
Весне, открыв окошко,
Скажу тебе: «Люблю»
* * *
Распутица,
Дорога,
Обмякшие снега,
Обочина из грязи,
Кругом вода, вода.
И на деревьях россыпь
Из тонких бус воды,
Сосновые иголки
В ручьях, как корабли.
* * *
Пусть началась уже весна,
Но к нам вернулась вновь зима,
Покрыла всё своим ковром:
Машины, площадь, сосны, дом.
Дороги снегом замела,
Но на душе моей весна.
* * *
Мне говорят:
- Болезнь пошлется
Как испытания нам за грех.
Я думаю, болезнь даётся
Как испытания для всех.
Для всех ,кто рядом,
Кто нам близок,
Кто нами просто дорожит.
Глаза откроешь -
Пусто, больно,
А рядом лишь болезнь лежит.
С тобой в обнимку,
Словно милый
Тебя, окутав пеленой,
Лишь для того,
Чтоб ты забыла,
Кто был любим,
Кто был с тобой.
Он далеко,
Ему не надо
Твои проблемы примерять.
Ведь для него сейчас награда
Подальше от тебя лежать.
Он не один,
Он тоже в дымке:
Компьютер, телик, ДВД,
А завтра утром спозаранку
Ему работать вдруг идти.
А там заботы и проблемы,
А там сотрудников мешок,
И ты не лезь с своей болезнью,
Да пусть с тобой пребудет Бог.
* * *
Брошенный камень
На глади воды
Оставил, как грубое слово,
Круги.
Волной разбегались они к берегам,
Как будто кричали,
Что камень всё там.
Он там будет вечно,
Его не достать.
Так нечего больше
Их в души бросать.
* * *
Сколько раз, наблюдая за животными, мне казалось, что их поведение бывает по-человечески осмысленным.
Недавно спускаюсь в переход, который одновременно является и входом в метро. На полу между киосками, наблюдаю привычную картину. Среди вороха коробок и разных грязных тряпок лежат бомжи в кольце охраняющих их собак. Сколько раз, видя это, я жалела и тех и других, таких разных и таких одинаково бездомных. Постепенно, незаметно для себя и окружающих эти разные, так не хочется писать это слово: «виды», превратились в одно сообщество, которое я назвала стаей. Да, это и есть настоящая стая, со своей иерархией, своими законами и своими способами выживания. Пока на улице был сильный мороз, наша милиция, казалось, не замечала присутствия «посторонних». Но с первыми лучами весеннего солнца защитники закона стали не выгонять, а просить бомжей освободить место жительства. Два молоденьких сержанта пытались разъяснить, ничего не понимающим пьяным, потерявшим человеческий вид, людям, что здесь им нельзя находиться.
Бомжи что-то лопотали на своем языке, но по их виду можно было понять, что они не желали покидать насиженное место. Я как завороженная следила за происходящим. Мне было до слез жалко бомжей, но я понимала и милиционеров. Ещё больше мучений мне добавили собаки, которые встали на защиту своей стаи. Несколько собак во главе с вожаком подошли к стражам порядка и попытались лаем выразить своё отношение к происходящему. Со стороны казалось, что собаки ведут переговоры, защищая и оберегая более слабых. Тех, кто всю зиму делил с ними крышу над головой, пространство между киосками и кусок хлеба, брошенный доброй старушкой. Защищали тех, кого зимними холодными ночами, согревали своим теплом. И им было всё равно что взамен они получали только возможность быть рядом с теми кто рождены были людьми. Сейчас это была одна стая.
* * *
Сегодня снова наткнулась на подаренную мне двоюродным братом Бабу Ягу. Вот сидит она, сжатая в комок, и смотрит грустным взглядом куда-то в другой конец комнаты. Как будто не может понять, зачем и за что её пришпилили гвоздём к стене, за какие такие проступки.
Кажется, только дай ей волю, и она развернётся, распрямит своё скрюченное тело и полетит в поисках своего Бабаежного счастья.
* * *
Зацвел миндаль,
Сирени вторя,
Всплакнула под окном ольха.
Щемящей грустью,
Ветром в поле
Из детства ворвалась весна.
* * *
Весной мы с дочкой подолгу лежим на животах, вглядываясь в воду пруда. В еще неочищенном пруду столько живности: и водомерки, бегущие по воде, как конькобежцы, и жуки-плавунцы, гребущие своими вёслами-лапками в неизвестном нам направлении. Но в этот раз за разглядыванием всего этого водяного мира, на мелководье, где вода особенно хорошо прогревается, мы заметили россыпь бусинок. Бусинки были прозрачные с тёмным пятнышком внутри. Муж объяснил нам, что это лягушачья икра, и если нам повезёт, у нас будут лягушата. Каждый день мы бегали смотреть на бусинки, ожидая, что произошли какие-то изменения. Но ничего не происходило. И мы отходили от пруда, чтобы завтра прийти вновь к нашим бусинкам-лягушатам.
* * *
Любите женщину любой:
Весной, когда лишь расцветает,
Когда в страстях своих сгорает
Или слезами умывает
Осенний дождь её лицо.
Любите женщину зимой:
Припорошенные седины
И длинных ниточек морщины.
Любите женщину любой.
Уголок творчества
В покое, тихо, в уголке
Спят в ожидании холсты.
В дремоте краски на столе
Ждут прикосновения руки.
Но что-то здесь совсем не так,
Прям выбивается из сна,
Как будто на простой верстак,
Отвертка тут пятном легла.
Май 2009
О Ходасевиче
Читаю, вздыхаю,
Хватаюсь за грудь.
От боли за немощь
Теперь не вздохнуть.
И вновь перекинув
У книги листок,
От ужаса морщусь,
Сжимаюсь в комок.
Ты болен, обижен,
Язвительно зол
На всех, кто был рядом,
Кто с помощью шел.
Лежал на кровати,
От боли кривясь
И в злобе бессильной
На мир ополчась.
На всех, кто был лучше,
Кто был здоровей,
Кто не соответствовал
Мысли твоей.
Май 2009
К фото "Абракадабра"
Когда сажала, не смотрела,
Все перепутала кусты.
Весною всё зазеленело,
Ковром цветочным запестрело,
Я вся от шока посинела -
Такого буйства красок не хотела,
Хотя мне все цветы милы.
Май 2009
* * *
Нет слова «люблю»:
Только сердце
И точка.
Ведь больше на свете
Нельзя подарить.
И пусть у них будет
Сынишка и дочка
И много любви -
Надо лишь захотеть.
Май 2009
Гроза
Гремит,
И воздух уж дождем насыщен,
Сверкают молнии во тьме,
И ветер, как разбойник, рыщет,
Гоняя листья по земле.
Еще чуть-чуть -
И ливень струи
Свои протянет от небес,
И будут пить живую влагу
Поля, озера, травы, лес.
Наш парк
Оазис города большого -
Наш парк,
Зажатый меж домов,
Столетних лип,
Дворцов ажурных,
По утру - звон колоколов.
Плывет по озеру печально
Со стайкой уток в тишине
Его веков забытых тайна,
Как отражение в воде.
"Новый рекорд"
Разбег,
Прыжок -
Ура!
Победа!
Мы снова взяли высоту.
И пусть улитке для рекорда
Хватило палочки в саду.
"Резюме"
Пока рулить я не умею,
Педали жму с большим трудом.
И навигацию не знаю,
Сейчас работаю котом.
* * *
Запахом липы
Пропитан весь воздух,
Тягуч , как варенье,
Идет аромат.
Пчелиные соты
Заполнятся медом,
Ведь эти трудяги
Не зря так жужжат.
И будем зимою
Холодными днями,
Открыв банку с медом,
Не раз вспоминать
Душистое лето,
И липу с цветами,
И пчелок, летящих
На запах к нам в сад.
* * *
Пишу картину:
Небо, море, песок и женщина стоит.
Одна.
И только ветер, налетая,
Тихонько складками шуршит.
Не слышно птиц,
Природа дремлет.
Безлюден пляж,
Горяч песок.
И только ноги обвивает
Холодных пенных волн бросок.
***
Как много в жизни я не знала,
Задернув шторку от людей;
Как много, может, потеряла,
Кому-то не открывши дверь!
Не видя в будущем надежды,
Боясь и дружбы и людей,
В одну тоску безмерно веря,
Я попадаю в группу с ней,
Ища, как глупенький котенок,
Себе укромный уголок.
Глаза ребят сказали: « Здравствуй!
Ведь здесь никто не одинок.
Садись спокойно – не обидим;
Сейчас поставим чайник греть.
За обсуждением картины
Мы будем сухарем хрустеть».
Потом расстались ненадолго,
И вновь, и вновь иду туда,
Где сорок глаз сказали: «Здравствуй!
Все эти беды – ерунда».
***
Художник, мой художник,
Нарисуй мне сказку
С песней колыбельной,
С бабушкиной лаской,
С котиком пушистым,
С теплым милым домом,
За окном стоящим
Тополем зеленым,
С яркою геранью,
На окне растущей,
И с большой любовью,
В доме том живущей.
***
К нашему Юбилею муж подарил мне коробку, в которой что-то шевелилось. Сколько чувств я испытала в этот момент! Восторг, будоражащая неизвестность. Но, ещё не зная, что в этой коробке, я была ему безумно благодарна за ту сказку, которую он мне подарил. Осторожно, с трепетом, сняла я крышку.
И из коробки разноцветным букетом по комнате разлетелись волшебные бабочки. Я почувствовала огромное счастье, смешанное с чувством ответственности за этих, только что появившихся у меня, живых существ.
Но счастье было недолгим. Ответственность убила последнее ощущение волшебства.
Для меня это разноцветное облако превратилось просто в живых существ, о которых надо заботиться. Через пять минут я уже знала и чем их кормить, и как за ними ухаживать.
Самым же трагичным стало то, что уже к вечеру бабочки умерли, кроме одной, самой колченогой, с помятым крылышком и невзрачной окраской.
СКАЗКА ЗАКОНЧИЛАСЬ.
* * *
«Я Мандельштама не люблю!»
Но только - в группе стих читая,
Для строчек душу открывая,
Весь день сегодня повторяя:
«Невыразимая печаль
Открыла два огромных глаза…» -
Уже сказать я не могу,
Что Мандельштама не люблю.
***
Всё-таки красивое у нас Царицыно. Толпы людей приезжают в этот уголок Москвы, чтобы вобрать, впитать в себя воздух великолепного ансамбля.
Прихожу туда и я. Любуюсь дворцом, брожу по дорогам парка. Царицыно и впрямь красивейшее место в Москве.
Только это не моё Царицыно (хоть я тут прожила всю жизнь). Отреставрированные дворцы, как бриллиант, сверкают и переливаются новыми, только что сделанными гранями, потеряв загадочность не огранённого камня.
Нет, не такие дворцы я себе представляла. Каждый человек, приходя в развалины, в своём воображении дорисовывал свои сказочные замки.
И только в старом Царицыно могли жить легенды – о карликах, о щуке с серьгой Екатерины, о зловещих подземных ходах, не выпускающих никого, кто в них попадал.
Царицыно дарило сказку, плывущую по подернутому ряской пруду, через воду которого виднелись длинные водоросли, словно волосы русалок. Эта сказка поднималась по холмам, цепляясь за плети барвинок, ковром покрывавших всю территорию парка.
А вечером сказка срывалась с развалин дворцов тучками летучих мышей, пугающих своим полётом припозднившихся прохожих.
Тогда каждый камушек мостовой мог поведать тебе больше, чем всё теперешнее великолепие.