Август 2006
10.08.06. Вот уже две недели, как мы в гостях на даче у родственников. Как мне здесь? По-разному. Жизнь скрашивает фотографирование цветов и бабочек, шмелей и капелек росы на растениях по утрам и после дождя. Погода переменчивая, о жаре остаётся только вспоминать, а в последние два дня крутит и крутит осенний холодный ветер, и днём, и ночью, -- наверное, как в Баку; множество деревьев и всё в огороде беспрерывно тревожно колышется, раскачивается и шумит, и от этого нехорошо на душе, какая-то маята. Я, та, которая любит неподвижность, статичность, покой в природе, особенно страдаю от этого. Интересно, что в предыдущий перед ветром день, который был ярко-солнечным, я не могла найти себе места, не понимая, почему. Какое-то томление, беспокойное предчувствие не оставляло меня, несмотря на то, что всё затопило солнечными лучами. Я заметила, что, когда оказываюсь на природе, настолько сливаюсь с ней, что люди отходят на второй план, а всё моё внимание поглощают растения, деревья, солнечные блики и погодные явления, облака. И люди даже часто мешают погрузиться в природу полностью, прочувствовать её, ощутить всеми органами : зрения, слуха, осязания кожей движений воздуха, обоняния разнообразных запахов и ароматов, в том числе запаха свежести. Очень много в природе для меня разных звуков, шумов, чириканий, шелестений, и даже тишина имеет звучание и бывает различной. Человеческая речь по сравнению с этими тонкими звуками кажется очень грубой, «медвежьей».
А в тот день было очень много бабочек: капустниц и лимонниц, павлиньего глаза, мотыльков, -- они залетали в огород, перелетая над изгородью, и я завидовала им потому, что изгородь не представляла для них преграду; они играючи, кувыркаясь и порхая в воздухе, пролетали над ней, и мне хотелось быть бабочкой, чтобы так же уметь летать: быть красотой, красиво летать, собирать нектар с красивых цветов, любуясь ими, выбирая самые прекрасные из них, и, опускаясь на них, пить росу из капелек длинным хоботком, греясь в лучах солнца, -- разве это не счастье?
По сравнению с бабочками у людей очень много уродства, и ещё среди людей всегда тесно, нет свободы: выражения, передвижения, волеизъявления, отношений, люди мешают друг другу жить из-за непохожих характеров, нетактичности, наглости, эгоизма, недалёкости, тесноты и этим сокращают, отравляют друг другу жизнь, а потом сами же плачут на похоронах вместо того, чтобы при жизни друг другу помогать, и себе, и людям, радоваться самим и дарить радость другим. Очень бывает печально из-за людей, за людей, но никто меня не слушает. Впрочем, может быть, я слишком обострённо реагирую, вынужденная жить в мире людей, понимая, что ближе к природе, а не к людям.
Но вернёмся в огород, в который однажды залетела бабочка такой расцветки, которую я никогда не видела раньше. Захотелось иметь дома двухтомник «Энциклопедия леса»; уж там-то бы я обязательно нашла её название, и в том числе посмотрела бы названия растений, которые не обнаружила в «Атласе-определителе».
Вчера я немножко простыла, но отвыкла уже болеть, поэтому гоню от себя мысли о болезни и не лечусь, но лечиться нужно, вместо того, чтобы закрывать глаза на болезнь. Погода ассоциируется уже не с летом, а с осенью, и всё чаще приходится смотреть на улицу из окошка, и это занятие наводит уныние.
В доме темновато и не очень уютно, какая-то неприкаянность, щемящее чувство давит грудь, снова не хочется просыпаться пасмурным утром, слыша сквозь сон всё тот же шум листвы и завывания ветра. В теле – неприятная расслабленность, ломота. Надо взять себя в руки, согреть чайку, а ещё лучше выпить кофе, хорошо и вкусно покушать, может, даже включить свет и телевизор для бодрости и заняться делами, приятными для души: не всё же делать по обязанности.
Кажется, за окном качается всё, что только можно представить, неподвижными остаются только сама земля и дома на ней, но ведь и она (земля) движется! Глаза устают смотреть на беспрерывное мелькание серо-зелёных тонов, шум налетает порывами по нарастающей, по дому протягивает сыровато-холодный ветер, и хочется бежать отсюда к людям, где светло и тепло, -- туда, где жизнь, но нельзя. А здесь хозяин – ветер. Ветки яблони стучат и чертят по крыше террасы, как будто кто-то есть там, наверху, но хорошо, что нет дождя, хотя на небе – сплошная серая облачность. Густые ветви старых лип мотаются уже, кажется, перед самым окном, нависая над маленьким огородиком, выводя из спокойного расположения духа; не хочется смотреть туда, на улицу, но в доме ещё темнее, и окно притягивает. Хочется праздника.
Ещё не все ягоды собраны: остаются последняя чёрная смородина и малина. Собирать их надо, но выходить из дома на ветер не хочется. Не могу решить эту дилемму, не могу справиться с собой потому, что не знаю, как лучше: ждать погожих дней или собрать, не дожидаясь дождя, который может пойти в любую минуту. Но мокрую ягоду не собирают, и радости в этом мало – лазить по сырым кустам, и ягода мокрая не годится для переработки и хранения, я имею ввиду малину.
Не радуют даже крупные жёлтые лилии, ставшие без солнца уже не такими яркими, они приобрели от неба какой-то сероватый оттенок и тоже беспокойно колышутся. Всё моё существо сопротивляется такой погоде вместо того, чтобы одеться потеплее и перестать пассивно концентрировать внимание на такой для меня неприятной погоде и заняться делами внутри дома. Принуждая, заставляя себя почти силой, я оделась, умылась и стала петь. При домашних петь я стесняюсь, -- не всем это нравится, а вот когда остаюсь одна, с удовольствием пою и этим повышаю себе настроение. В этот раз получилась такая песня, сопровождаемая соответствующими действиями:
Я сейчас поставлю чайник,
На плиту поставлю чайник,
Я с водой поставлю чайник,
Чай горячий буду пить.
Или лучше выпью кофе,
Я, пожалуй, выпью кофе,
Чтоб взбодриться, выпью кофе,
Вкусный кофе буду пить и т.д. (вполне в духе Хармса).
Эти строки я пишу уже на следующее утро: и действительно, стало потеплее и повеселее не только после песни, но даже и в самом процессе её, а уж когда выпила кофе, то стало и совсем хорошо. И в этот день получилось и ягоды собрать, и листья земляники, смородины и малины на витаминный чай насушить, и даже собрать, как внезапно обнаружилось, неожиданно быстро выросшие огурцы и нападавшие от ветра мелковатые, но уже спелые яблочки из-под молодой яблони. И это всё успелось до дождя.
А вечером, под несмолкаемый барабанный стук капель по крыше террасы и шум мокрой листвы, выворачиваемой ветром, в уютном тёплом круге жёлтого света, образованном абажуром с бахромой, я занималась со спелыми ягодами, вдыхая аромат последних в этом сезоне, и потому немного переспевших малины и земляники. Этот аромат смешивался с запахом яблок, из которых назавтра я намеревалась сварить варенье, и умиротворение от удавшегося дня, прожитого не зря, всё более явственно ощущалось в воздухе. И за это я благодарила Бога.
24.08.06. На даче у родственников. Поистине, если человек хочет найти повод радоваться, то обязательно найдёт. Сегодня, из-за того, что на участке слишком шумно, была вынуждена уйти гулять со спящим ребёнком в коляске по дачным улицам и нашла в этом удовольствие: увидела много интересного в праздном, как на первый взгляд кажется, шатании, ничегонеделании.
В глаза бросались заброшенные участки, думалось, что можно было бы один из них купить, прикидывала, каково было бы там жить, где бы что посадила и сколько, что видно было бы из окошка. Всё это, конечно, мечты, которые в столкновении с реальностью лопаются как мыльный пузырь, но мысли о своём участке, где с чистого листа можно было бы всё устроить по-моему, как мне видится, не оставляют меня.
Здесь, у родственников, всё давным-давно распланировано, деревья и кусты посажены и выращены. И ещё: мне не разрешают посадить то, что мне хочется, там, где мне хочется. В особенности восстают против моей любимой петрушки. Правду сказать, просто руки опускаются. И ещё очень шумно: на шести сотках собираются до десяти человек. И бывает очень трудно, когда не соблюдается тактичность. Хочется спрятаться и никогда не выходить из дома. Или не приезжать, так уже было несколько лет, но дома очень тяжело от жары. Поэтому я мечтаю о своём участке. Там я по забору посадила бы разных кустарников: крыжовники, кусты чёрной и красной смородины, малину, ежевику, а ещё посадила бы обязательно рябину красную и черноплодную, боярышник, несколько кустов ирги, шиповник, облепиху, чтобы собирать ягоды со своего участка. Но не только из-за практической пользы: не случайно красная смородина здесь начинает засыхать на кусте, а потому, что, любуясь на красивые рубиновые ягоды, которые прямо-таки светятся на солнце, все медлят, до последнего оттягивают момент, когда их надо будет собирать, срывать. И ещё все мы собираем много трав на лекарственный чай, сушим и смешиваем их зимой и пьём. Туда же насыпаем сушёные ягоды боярышника и шиповника, черноплодной и обыкновенной рябины.
Мне хочется, как в детстве, срывать и есть сразу ягодки столько, сколько хочется, я чувствую, что в этом – здоровье, и душевное в том числе; но участок так мал, что хватает ягод только на то, чтобы заготовить их на зиму, а самим никому поесть летом не хватает, а только детям; мы не позволяем этого себе, как бы ни хотелось, только несколько ягодок можно съесть самим; а если бы кустов было больше, то хватало бы и поесть. Везде пишут: чтобы зимой не болеть, надо съедать летом десять килограммов ягод. Хочется не болеть, хочется вкусных ягод, а покупать на рынке у нас не разрешается. Эти узкие рамки давят, не дают дышать и наслаждаться прекрасным временем года под названием «лето».
26.08.06. Ромашки отцвели, почернели, будто обуглились, из белых, красивых превратились в уродливые головешки. Надо бы их срезать, но что-то останавливает.
Ветер просматривает газету, неторопливо переворачивая лист за листом, и останавливается на предпоследней странице, -- наверное, там напечатано самое интересное. Раньше часто я и сама поступала так же, получая «Литературную газету».
Сегодня дождь принимается уже в который раз, спорый, начинается бесшумно, завесой, как ширмой из бамбуковых палочек застилает окружающие предметы. Но он заканчивается через десять минут, и снова светит яркое солнце. Сырость пропитала всё, что можно себе представить, но она не противна, не промозгла, потому что тепло. Странная погода.
И закат был очень красивый, ярко-жёлтый с розовым, он выглядывал из синеватых туч и ярко-белых облаков, и лучи невидимого уже солнца били вверх, подсвечивая разнообразные облака, и были почти осязаемы, хорошо были видны их границы. Казалось, в растерянности смешалось несколько погод. Сегодня, нисколько не желая этого, из-за усталости и неготовности к общению я успела испортить отношения с несколькими людьми, и потому на душе было муторно и противно. Нездоровилось, сосуды головы реагировали на погоду жестокими спазмами, хотелось спать (и это удалось на полчаса-час). Казалось, этому дню не будет конца, но вот уже вечер, быстро спустилась темнота, и началась ночь, когда, наконец, наступило освобождение, тишина, уединение, и я могу расслабиться и записать эти строки. А вчера, сразу после ливня, на фоне тёмно-лиловой тучи, над ослепительно-белой, освещённой солнцем церковью на холме мы видели очень яркую радугу. В тот момент мне сразу вспомнился Завет с Богом, и подумалось, что это благоприятный знак от Бога, что моя молитва услышана, и всё будет хорошо.
---------------------------------------------------------
Не только ромашки, но и многие другие цветы отцветают, теряя красоту, и я печалюсь о ней, мне трудно видеть увядание. С утра на дорожке, на грядках уже бросаются в глаза редкие ещё, опавшие за ночь жёлтые листья лип, семена берёз – всюду, и листва кустов чёрной смородины (ранней) тоже начала желтеть. Но так хочется отсрочить приход осени. Ещё не выросла здесь вновь петрушка, сильно ощипанная для заморозки свежей зелени на зиму. На днях я привела кусочки гряд с петрушкой в порядок, прополола, окучила, и от каждодневных дождей она выпустила новую листву, снова начала расти. Хотелось бы собрать ещё один урожай её, чтобы посушить.
Что для меня петрушка?
Мне нравится ухаживать за ней потому, что мне очень нравится её специфический запах, который она испускает, когда срываешь её листья. Петрушка для меня – олицетворение дачного лета с одним из главных его атрибутов – огородом. Мне нравится собирать петрушку, её свежие зелёные приятные ароматные веточки. Не срезать ножом всю зелень сразу, а щипать по веточке, оставляя нетронутой серединку, из которой растут новые маленькие веточки. Таким образом я причиняю ей наименьший вред, она быстро оправляется и сразу начинает опять расти. Радостно наблюдать, как снова начинает зеленеть ощипанная неделю назад грядка, а психологически это очень позитивный, жизнеутверждающий момент.
И ещё мне очень нравится узор её веточек, в чём-то похожих на веточки моркови, но мягче, и на веточки сныти, но меньше и аккуратнее по размеру. Бывает ещё кудрявая петрушка, забавная и смешная, но она пожёстче, если её использовать для салатов. Она очень декоративна и украшает грядку, на которой растёт. Ещё нравится зелёный цвет молодой её листвы.
Петрушка для меня – радостная травка. Её запах – один из самых приятных; кажется, в ней содержатся эфирные масла, которые повышают настроение. Когда я занимаюсь с петрушкой, на грядке или в руках, я словно окунаюсь, нахожусь в облаке этого дивного аромата и получаю от этого удовольствие, не говоря уж о том, что брошенная в суп щепотка свежей, мороженой или сушёной петрушки придаёт ему приятный привкус, делает его вкуснее, ароматнее и насыщает природными витаминами, которых, как известно, всем нам не хватает. Я забочусь не только о себе, а в большей степени – о всех родственниках. Ну разве что меры не знаю, как говорит моя мама. Ну так у каждого есть свои недостатки.
Есть у петрушки и ещё одно достоинство: она – растение двухлетнее. И это значит, что стоит пригреть весеннему солнышку, как из-под снега на грядке появятся зелёные веточки перезимовавшей петрушки, и она снова начнёт расти. Это – традиционно первая зелень. И это очень красивое зрелище – петрушка в весеннем снегу. Я всегда радуюсь петрушке. Наверное, в прошлой жизни я была именно этим, таким привычным для многих, но таким удивительным для меня, растением.
27.08.06. Что мне нужно? Немножко отдыха, покоя, тишины, чтобы скрученные в тесноте нервы распрямились, успокоились, чтобы шум и назойливые раздражители, от которых я готова бежать на край света (и в прямом, и в переносном смысле), сделав свою работу, оставили бы меня в покое. И дома, и на даче у родственников – одно и тоже. Какая ранимая всё-таки у меня нервная система, не выдерживает больших нагрузок, и оттого очень трудно жить.
В контакте с некоторыми людьми я теряю себя, и потому вынуждена ограждать себя от них, ибо они несут мне зло.
Спокойно прошедший день предполагает насыщенный вечер в творческих занятиях по душе, но если за день накапливается нечеловеческая усталость в сопротивлении шуму, и раздражителям, и сдерживанием эмоций вследствие этого, то вечером голова уже не работает, и хочется спать; этот вечер, впрочем как и день, для меня потерян, он прошёл без пользы, а только наоборот, вынул из меня все силы и уложил вечером спать, радуясь своей власти надо мной и потирая от удовольствия руки.
Я настоящая – в тишине. Только тогда я могу быть самой собой, думать и слушать себя, и анализировать, и делать выводы, и общаться с Богом. Суета сбивает с толку, нанося вред душе, но оправдывается тем, что «кушать что-то надо». И поэтому я раздёрганная какая-то, сама не своя, и просто даже уже и не понимаю, кто я.