Ведение дневника и записных книжек
Алла Андреева ( Из дневника 2006 года)
27.04.06 Сегодня видела бабочку. Первую в этом году, раннюю. Она летела над Садовым кольцом, над тротуаром, где ходят люди, и тоже соблюдала правила дорожного движения, к тому же тут и безопаснее.
В парке привлёк моё внимание шмель – такой яркой окраски на фоне прошлогодней сухой, полинявшей цветом, листвы. Травка, зелёненькая, свежая, тоже кажется очень яркой, особенно на солнце. Странно ходить по ней в зимних ещё сапогах.
Почки у тополя -- огромнейшие, но никому нет до них дела. Тополиные ветви так тяжелы от соков, поднявшихся к ним по стволу от корней и напитавших почки, готовые раскрыться, что даже изгибаются под своей тяжестью. Скоро нужно ждать взрыв почек, когда все они избавятся от своих чехликов и выбросят целые снопы свежеокрашенных клейких нежно-зелёных листьев сердечками и толстеньких длинных червячков-серёжек, грозящих в будущем раскрыться и своим пухом заполонить всю Москву, что особенно неприятно аллергикам, и тогда спасением от такого бедствия будет только дождь, хороший тёплый ливень, который прибьёт пух к земле, и тогда он уже не будет лезть в нос, уши, а будет лежать сиротливо на тёмном мокром асфальте, сгребаемый дворниками в мокрые невзрачные кучки, и будет он уже вовсе не такой лёгкий – крылышки-то намокнут, отяжелеют, не получится уже полететь. И красоты тоже никакой и в помине не останется. Вот уж не думала, что пух тополиный пожалею.
Тополиный пух похож на снежинки посреди лета, и снежинки эти совсем не холодные, не тают на ладони, образуя холодную сырость; этот белый снег среди зелени лета – тёплый, мягкий, пушистый и очень приятный на ощупь. Бывает, что он залетает в форточку и скатывается клубами под мебелью, но я не ругаюсь, а, скорее, даже радуюсь – ведь тополиное чудо бывает только раз в году.
.................................................................
23.05.06. Раньше, в молодости, для меня существовал только вещественный мир, мир вещей вокруг меня, а отношения между людьми не то чтобы не интересовали, но я даже не догадывалась об их существовании. То есть, конечно, общение так или иначе происходило, но как бы само собой, естественно, и не замечалось мной, и не бралось во внимание (почему-то). Но с возрастом, а, может быть, и с появлением проблем в этой области, не разрешимых с моей точки зрения понятным для меня образом, мир отношений начал выдвигаться на первый план, занимать всё большее место в жизни, в размышлениях, и теперь, после того, как несколько лет назад я пришла к Богу (скорее, Бог коснулся меня, и увиделись всё Его величие и сила, и любовь к нам, и благодать, которая почувствовалась сердцем, и оно как-то ожило, задышало, и вроде бы открылись глаза, которые были до этого закрыты), после этого отношения между людьми занимают центральное, и очень большое, место в моей жизни. Теперь даже иногда мне думается, что я перестаю замечать, и мне совсем не важно, во что люди одеты, чем занимаются, какими делами, настолько смотрю в глубину, изучая, что происходит в душе человека; для меня стал важен критерий доброты в человеке, кстати, себя я оцениваю очень низко, маловато во мне доброты, и я присматриваюсь к добрым людям, пытаясь понять их образ мыслей, как бы алгоритм, цепочку взаимосвязей и умозаключений, что такое происходит в душе человека, в результате чего он прощает нанесённую ему обиду, или совершает добрый поступок, который, кажется, противоречит не то что всем законам справедливости, но и моим ожиданиям, то есть поступает неожиданно для меня, по-доброму, и моё сердце, видя и чувствуя это, как-то теплеет и становится мягче. По-божьи это называется Любовь, просто и ясно для многих, но не для меня, и я пытаюсь препарировать это понятие, разложить его по полочкам, чтобы научиться ей, чтобы она поселилась и в моём сердце. Ведь известно, что многим не хватает любви, и в них самих, и к ним, и многие испытывают тоску по любви, страдая от одиночества, поэтому люди так стремятся погреться возле добрых людей, оттаять сердцем от жестокостей мира, в котором мы живём. Ко многим мир поворачивается жестокой, озлобленной стороной, что заставляет надевать броню, сквозь которую не пробиться не только действительному злу, чтобы не раниться о него, но и любви, так как приходит недоверие к людям, вырабатывается выхолощенная модель поведения, общение на поверхностном уровне, не пускающее в душу. В душе наступает защитное онемение, и она закрывается.
Очень трудно бывает достучаться до такого онемевшего сердца, тогда человек становится Каем с ледяным сердцем из сказки о Снежной королеве. Наверное, тогда и приходит болезнь.
---------------------------------------------
Как странно: всё распустилось, всюду выросла высокая, летняя уже трава, листва шумит и колышется волнами от налетающих порывов ветра, листья на каштане – как лопухи, а снимать стало нечего, хотя фотоаппарат – с собой в сумке. Может, подождать цветения? Всему своё время.
24.05.06. Услышала какие-то странные звуки маленького фонтанчика, повернула голову и увидела, что поблизости от меня, в луже, купается скворец, высоко и далеко разбрызгивая воду вокруг себя, смешно трепеща крылышками и поворачиваясь вокруг своей оси. Солнце уже зашло, стало прохладно, и я подумала: как бы он не замёрз и не простудился мокрый, сидя на ветке.
.............................................................
01.06.2006 В последнее время я очень чётко чувствую, что какая-то часть меня живёт своей собственной жизнью. Целый день проходит в суете, в делах, которые невозможно отложить на завтра (потому что завтра будут те же самые завтрашние дела), но когда выдаётся часок свободного времени, в голове вдруг поворачивается рычажок или же щёлкает тумблер, отключающий суетное и включающий творческое, и появляется первая фраза – как некая формула, в законченном виде, и в ней заключена уже гармония. Эту фразу надо не потерять, сразу записать, так как в ней, в первой, также, как и в стихотворении, уже есть и ритм, и начало, и мысль, которая потом получит развитие. Эта первая фраза, в отличие от многих других моих довольно размытых размышлений о текущих делах, приходит в чётко материализованном своём виде, и ни одного слова в ней уже невозможно изменить, так крепко она сбита, и я понимаю для себя её важность потому, что это проснулось творческое «я», или, как говорят, пришло вдохновение, и за первой фразой следует вторая, а потом – ещё и ещё. И я в них живу, и временами мне кажется, что это и есть настоящая жизнь.
.................................................
02.10.06. Гуляем. Снова солнышко. В вышине, среди ветвей ивы, воробьи устроили собрание. Ох, и шуму! В листве их различить невозможно, спрятались, но шум их выдаёт. Ветер холодный, с ивы всё гуще сыплются жёлтые листья.
Дворы становятся всё более красивыми. Листва деревьев подрумянивается, подобно луку на сковородке, и, когда ещё и просвечивается солнечными лучами, зрелище необычайно красивое, дух захватывает.
Мы живём в гостях. Отрадное – район уже не новый, его домам уже по тридцать лет. За это время во дворах успело вырасти довольно много взрослых деревьев. Район зелёный, среди посадок есть три вида, которые мне неизвестны. Может быть, один вид из них и есть неизвестный мне ясень – дерево с очень красивым названием, по крайней мере, мне этого очень хочется думать, что это он – со сложными ярко-жёлтыми листьями, и всё дерево – в ярко-жёлтом наряде. Но зато здесь много, очень много клёнов, похожих на американские клёны, и именно деревьев, хотя я привыкла к кустарникам, которые встречаются на железнодорожных станциях, за перилами платформ, и с целыми множествами, гроздьями длинных, очень украшающих серёжек. Но мои любимые обыкновенные клёны встречаются редко – разве что за решётчатыми заборами детских садиков и, изредка, школ. Под ногами уже шуршит сухая листва.
Всё думаю про иву, что листьев у неё очень много, больше, чем у других деревьев. Количество их можно сравнить только с количеством листвы на берёзе.
Лип здесь тоже почти нет, или они не видны, как-то затерялись среди множества более заметных деревьев.
...........................................................
15.10.06. Когда у меня будет своя дача, я буду разводить крокусы. Из луковиц – огромные нежные бутоны необыкновенной обтекаемой формы, они удивляют и весной, распускающиеся одними из первых цветов, и осенью, когда знойное солнце, вызвавшее к жизни множество летних цветов, уже умеряет свой пыл, и тогда, когда их век заканчивается, когда листва на деревьях уже напоминает о приходящей осени, из земли вылезают весенние цветы, какими всегда будут для меня крокусы. Наверное, их вывели аутисты. Они близки мне и жёлтыми, и нежно-сиреневыми, и белыми, хотя я таких ещё никогда не видела, -- просто знаю, что они есть. Наверное, я сродни этим цветам.
А первое упоминание о крокусах я прочитала в романе Дика Френсиса «Фаворит», к которому я часто возвращаюсь и перечитываю, в нём много для меня важного. Получается, что и в Англии эти цветы пользуются популярностью.
Тогда, читая роман, мне подумалось, что крокусы – это что-то похожее на кактусы, которые цветут, но одновременно и очень английские по названию. В этом слове слышно карканье вороны, и кряканье уток, и крокодил, который кусает, и есть странная буква «у», которая совсем не к месту здесь и делает это слово странным; фантазии моей не было предела, поэтому таинственный цветок, который неизвестно, как выглядит, долго, лет двадцать пять, я думаю, как-то затаённо жил в моём сердце и был в моём воображении так хорош собой, как аленький цветочек из сказки. Нигде и никогда я не видела крокусов до последнего времени, пока не получила вместе с одним из купленных журналов по садоводству каталог фирмы «Мир Увлечений», специализирующейся, в том числе, и на подаже разнообразных луковичных. Там-то, в этом каталоге, я и увидела впервые, что представляют собой настоящие крокусы и нисколько не разочаровалась в них, и даже, наоборот, обрадовалась. Они оказались даже ещё лучше, чем я себе представляла. Во многом они необычны и очень отличаются от других цветов.
.........................................................................
17.10.06. Вот закончился ещё один долгий день, состоящий из суеты, тревоги, болезни и заботы о цветах, которые со дня на день надо убирать с балкона, хотя он и крытый, всё же растениям там уже очень холодно. Уже были заморозки, и делать это надо безотлагательно. Но не так-то просто разместить дома разросшиеся за лето растения, поэтому думала-думала и решила купить полочку для окна, чтобы цветы расставить не только на подоконниках, но и во второй ряд -- повыше. Вырвалась в «Тысячу мелочей» на Ленинский проспект, обошла весь магазин и купила-таки, и не одну длинную, а три короткие полочки из металлических проволочек с тремя (!) ярусами, и тут же, приехав, поставила на подоконник и установила в них горшочки с фиалками, которые в этом году у нас дома необыкновенно расцвелись. Никогда такой разноцветной красоты у нас дома не было! Ах, как хорошо получилось, даже окошко наше старое преобразилось – будто современный дизайнер над ним поработал. Никто не ожидал, что так здорово выйдет. Думаю, что надо будет снова поехать в магазин – за четвёртой полочкой, такой же, как и эти три, чтобы завершить композицию. Но мама говорит, что завтра её купят.
А сейчас вечер, все легли спать, и я наливаю себе чай из термоса, настоянный на собранных мной летом травах, размешиваю туда ложечку мёда, купленного в Коломенском на ярмарке мёда, устраиваюсь поудобнее под лампой с приглушённым уютным жёлтым светом и пью чай глоточками, вприкуску с моими любимыми сахарными слоёными ушками. Потом наливаю себе вторую чашку, снова кипячу чайник и доливаю термос на завтра, и снова пью, похрустывая сахарными ушками, по которым так соскучилась. Чай – бесподобный, но усталость такова, что не чувствую удовольствия от чаепития. Или, может, защитное онемение, равнодушие владеет мной? Хочется почитать – несколько книг ждут меня, купленные и взятые с полки, но голова не работает, и думается с трудом, и я не сопротивляюсь своему состоянию, а сижу и слушаю тишину. Потихоньку сон одолевает меня. Завтра снова ждёт трудный день, и я отправляюсь спать. Мерно тикают настенные часы, тихонько гудит холодильник, за окном бесконечно шумит – день ли, ночь ли – Садовое кольцо, и всё это не нарушает, а только подчёркивает тишину квартиры. Естественно, что и я шуметь не буду, люблю тихо затаиться так, чтобы и дыхания моего слышно не было, и тогда я тоже становлюсь частью тишины, и для чего-то это мне нужно. Я боюсь вспугнуть её своими неловкими действиями, шагами, шумом включаемой воды, шуршанием бесконечных пакетиков, которые так любит моя мама, я же ступаю тихо, как кошка, потому, что стоит потревожить тишину, и она уйдёт, и будет разрушен молчаливый замок, в котором так хорошо пребывать. Я всегда напрягаюсь, когда нужно, необходимо по роду занятий ШУМЕТЬ потому, что боюсь оскорбить тишину и любителей тишины – спящих людей, задумавшихся, читающих людей, рисующих или пишущих людей.
Мне очень нравится табличка в читальном зале Ленинской библиотеки: «Соблюдайте тишину!», -- по-моему, так, если не ошибаюсь. Там тоже берегут тишину -- для людей. Читать и писать книги – это тихое дело.
Берегите сон близких, лечите их тишиной, для того, чтобы им на следующий день легче давались трудные дела. В этом ведь тоже заключается помощь для них.
.............................................................................
8.12.09. Наконец-то выпал пушистый снег, и душа радуется белизне, которая укрыла землю пушистым снежным одеялом. Иду по утоптанной снежной тропинке, идти – нравится. Вижу чёрные стволы деревьев, голые ветки на фоне неба – нравится; засохшие колючки, торчащие из снега, – нравится. Только немного пробирает холод, и ветер щиплет щёки: ну ничего, -- розовее будут. Рада наступлению зимы.
19.01.10.Сегодня, выйдя из жарко натопленной электрички на мороз платформы, оказалась в белом пространстве. Вот уже хвост электрички исчез, оставив за собой завихрение воздуха, и я спускаюсь аккуратно по лестнице и иду по скользкой тропинке. Снег скрипит под каблуками, понятно, что мороз, но в то же время утром солнце растопило снег на утоптанной тропинке, превратив почти в воду, а потом ушло, и в тени стало так холодно, что образовался лёд, и по нему было очень скользко идти, -- приходилось ступать очень аккуратно, чтобы и в самом деле не съехать с тропинки в сугроб. Потом дорога шла с горочки довольно крутой, я передвигалась со всей предосторожностью, на которую только оказалась способна, и не упала, но потом пришлось ещё из-под моста карабкаться на большую крутую гору: практически боком.
Один крупный, крепкосбитый мужчина нескладно пытался ехать вниз почти по льду дороги на ногах, балансировал руками, всем телом, ухал, охал, он был к тому же в очках, при этом понятно было, что он ещё в этом своём сложном положении как-то старался симпатизировать мне и не хотел показывать вида, что боится съезжать, но съезжал, но больше всего за него боялась я. Ведь я знала, насколько опасными бывают такие падения с горки. Как мне кажется, он всё же не упал, так как, позже, оглянувшись, я увидела его далеко внизу целым и невредимым и на ногах, и от сердца отлегло, но иначе как чудом это назвать было трудно.
Вышла на улицу и попала в хвост очереди – за богоявленской водой, но в неё не встала чуть ли не впервые в жизни. А пошла мимо, на группу.
Здесь, в парке, снег лежит ровным белым покрывалом, тонкие прутики кустов почти завалены и гнутся под огромными кусками тяжёлого снега. Фонари одеты в белые кепки и береты.