Декабрь 2006
05.12.06. Так бывает, что квартира наша, маленькая, тесная, вдруг будто бы раздаётся вширь, в длину, и я с удивлением осматриваю её уголки, будто впервые увидев ясно то, что раньше было словно занавешено от меня пеленой, не видилось, и глаз ломался оттого, что нехорошо было то, что виделось, и потому, наверное, взгляд, раз от разу, скользил по этому уголку как по пустому месту, не замечая его. Но когда домашние заканчивают свои дела и укладываются спать, квартира наша начинает дышать, жить своими ритмами, становится свободна выражать себя, и духовный смог-туман, стоящий в квартире днём и вечером, когда все дома, ночью рассеивается.
7 декабря 2006 года, а снега всё нет. Но это и к лучшему, стоит оттепель, и в парке всюду – царство птиц: им нипочём сыроватый холод, пробирающий меня до костей; они хорошо нагуляли вес летом, и сейчас всё копаются и копаются в почти чёрной влажной земле, кое-где прикрытой ещё неубранными мокрыми, темными преющими листьями, -- в основном, конечно, толстые галки. Но и вороны, и голуби, и воробьи тоже – тут как тут, к стае галок примазываются, притворяясь, что свои. Лет пятнадцать назад галок здесь не было, зато откормленных голубей было предостаточно. Я тоже, бывало, подкармливала их, сидя на лавочке, и они слетались отовсюду, со всех концов парка, издалека поняв движения моей руки. Взлетая, когда их кто-то вспугивал, они поднимали ветром от своих крыльев целые кучи мусора, и я тогда оказывалась окутана пылью, что мне совсем не нравилось. Нравилось зато наблюдать за маленькими воробьями-желторотиками, которые, вылупившись из яиц только в этом году, проигрывали по реакции своим более старшим товарищам по стае, отличающихся от них тёмным оперением и совсем другими повадками – взрослые воробьи были ловкими и с хитрецой, видно было, что этому научила их жизнь. Но именно желторотики привлекали моё внимание – я была на их стороне, кидала им кусочки мякиша, и иногда молодым воробышкам получалось схватить хлеб раньше, чем подскакивали их более сметливые старшие собратья.
Странно, за время моего отсутствия в парке нарыли канав непонятного назначения, и галки с удовольствием ворошат поблизости от них листву, -- может, туда спрятались червяки из выкопанной земли? Я привыкла, что у галок должны быть жёлтые клювы, но у этих птиц клювы чёрные, чёрное лицо, тёмно-серое оперение на голове и светлая полоска будто бусы, отделяющая чёрное платье от шеи. Птиц всё больше, всё громче и чаще их галочьи крики, они широкой полосой как бы прочёсывают парк в поисках съестного, копошась лапами в сырой земле.
Постепенно пространство парка наполняется множеством шумов и движений: к кричащим галкам добавляются пищащие дети с мамами, дворники с грохочущими тележками, лающие собаки, в близлежащих домах начинается стук молотков в связи с ремонтом, и мы вынуждены менять место обитания на более тихое. Но, озирая парк взглядом, такого не находим, и спокойное пережидание ситуации даёт свои плоды – возвращается более-менее спокойное состояние шумовой атмосферы вокруг нас: улетают галки (основная стая), рассасываются-рассредотачиваются куда-то мамы с детьми, располагаясь в неугрожаемом нам криками отдалении. Сгущение людей вокруг меня и, вообще, живности – птиц, собак, -- как я чувствую, представляет для меня угрозу – не только из-за всеохватывающей тревоги, что они могут разбудить моего спящего в коляске ребёнка, но и из-за моей медленной реакции на всё это суетящееся разнообразие форм, и всё это заставляет меня быть начеку, и в этом я чувствую опасность, и как-то не очень хорошо реагирует голова – подкруживается.
Теперь же, несмотря на плюсовую погоду, мороз пробирает так, что уже не посидишь мечтательно на лавочке в порыве писательского рвения: пальцы мёрзнут, хотя ручка ещё не отказывается писать. Отказывают руки. В такую погоду гуляю по принуждению, а вовсе не оттого, что хочется.
Чахлая травка ещё пытается расти, но вызывает скорее грусть и уныние среди преющих листьев. Что же меня ждёт зимой?
Потом, уже дома, отогреваюсь горячим чаем, но, кажется, на холоде застывает сам мозг, и голова начинает работать не сразу. Мне трудно, действительно трудно, но пожаловаться некому – не поймут. Да у нас так и не принято. Четыре рыцаря, закованные в латы, в железные доспехи, и среди них – один маленький живой человечек, который ждёт от нас любви, заботы и тепла. Сможет ли он растопить наш лёд или сам вырастет закованным в латы – потому, что полностью зависит от взрослых и учится их поведению?