Ноябрь 2006
9.11.06. Сумерки, и в них далеко разносятся звуки. Твёрдо стучат каблучки у женщин, надевших осенние сапоги, но я люблю тишину и совсем не рада этому стуку. В парке множество галок, но клювы у них почему-то не жёлтые, а чёрные. Они кричат: «Мы – га-лоч-ки», чётко, по слогам, много раз, потом сбиваются в стаю и кружат в небе. Откормленные вороны ходят вокруг меня и, не стесняясь, высматривают съестное. А у меня и вправду падают крошки от булочки, которую я ем. Вороны сначала ждут на асфальте, потом взлетают на нижнюю ветку дерева надо мной и сидят. Потом одна начинает громко каркать – чтобы я ушла и им достались крошки, но вместо этого я энергично машу рукой с зажатым в ней листком, на котором к тому времени пишу, и они улетают.
Кажется, что сам воздух становится из прозрачного всё более серым, и в домах, расположенных вблизи парка, начинают светиться тёплым светом окна – в них уютно и тепло, а здесь, снаружи, вечерний холод незаметно начинает пробираться между волокнами полупальто, протягивает ветер, взявшийся ниоткуда, которого не было днём, и стынут руки; хотя я основательно замотана шарфом по самый нос, накидываю спасительный капюшон. Всё, по парковому времени наступил вечер, потому что зажгли фонари тёплого, оранжевого оттенка, и я вспоминаю Юона, который ещё в 50-х годах размышлял о том, какой красивой была бы вечерняя Москва, если бы улицы были хорошо освещены и на зданиях были бы установлены подсветки. Прошло много времени с той поры, и вот, наконец, это произошло, и я удивляюсь прозорливости художника, патриота Москвы, который, будучи человеком дела, как и Циолковский, предвосхитил будущее. Я тоже люблю Москву и радуюсь тому, как хороша стала она в последние годы после основательной реставрации очень многих исторических и жилых зданий в её центре, в умело выстроенном их освещении.