Октябрь 2006

02.10.06. Гуляем. Снова солнышко. В вышине, среди ветвей ивы, воробьи устроили собрание. Ох, и шуму! В листве их различить невозможно, спрятались, но шум их выдаёт. Ветер холодный, с ивы всё гуще сыплются жёлтые листья.

Дворы становятся всё более красивыми. Листва деревьев подрумянивается, подобно луку на сковородке, и, когда ещё и просвечивается солнечными лучами, зрелище необычайно красивое, дух захватывает.

Мы живём в гостях. Отрадное – район уже не новый, его домам уже по тридцать лет. За это время во дворах успело вырасти довольно много взрослых деревьев. Район зелёный, среди посадок есть три вида, которые мне неизвестны. Может быть, один вид из них и есть неизвестный мне ясень – дерево с очень красивым названием, по крайней мере, мне этого очень хочется думать, что это он – со сложными ярко-жёлтыми листьями, и всё дерево – в ярко-жёлтом наряде. Но зато здесь много, очень много клёнов, похожих на американские клёны, и именно деревьев, хотя я привыкла к кустарникам, которые встречаются на железнодорожных станциях, за перилами платформ, и с целыми множествами, гроздьями длинных, очень украшающих серёжек. Но мои любимые обыкновенные клёны встречаются редко – разве что за решётчатыми заборами детских садиков и, изредка, школ. Под ногами уже шуршит сухая листва.

Всё думаю про иву, что листьев у неё очень много, больше, чем у других деревьев. Количество их можно сравнить только с количеством листвы на берёзе.

Лип здесь тоже почти нет, или они не видны, как-то затерялись среди множества более заметных деревьев.

03.10.06. Проснулась, а за окном дождь стучит. Кончилось бабье лето, тучи серые повисли, на небо смотреть не хочется; опустила взгляд вниз, во двор, а там – омытые дождём крупные, заметные, чисто-жёлтые листья на клёне, стволы и ветки которого потемнели от впитавшейся в кору дождевой воды, и по контрасту листья стали выглядеть ярче. Раньше всё хотелось смотреть на небо, теперь же – на мокрую, жёлтую кленовую листву, она будто бы светит, поднимая настроение в такой неуютный пасмурный день. И вроде бы я уже готова примириться с серыми красками за окном, которые раньше очень сильно действовали на меня.

Двор – красивый, если смотреть на него с высоты. Японцы, я думаю, писали бы свои хокку, увидев такое. А я что-то разучилась писать стихами, но разнообразие окрасок листвы на деревьях никак не может оставить меня равнодушной. Крона перекрывается кроной, и всё больше деревьев поддаётся влиянию осени, но несколько худеньких, высоких плакучих берёзок всё ещё остаются тёмно-зелёными и составляют резкий контраст с основной массой насаждений, что даёт пищу для размышлений. Переход от зелёного к жёлтому неожиданно рождает салатовый цвет листвы, которому я удивляюсь, -- мы привыкли, что такой цвет присущ весенней зелени, он очень оживляет весь массив двора. Серые, невзрачные, длинные многоэтажные дома, обрамляющие довольно большой двор со всех сторон, проигрывают на фоне такой жаркой листвы американских клёнов, но, пожалуй, несколько гармонируют с серебристой зелёной окраской всё ещё не начавших желтеть огромных тополей, царящих над всем двором.

Возле небольшой детской площадки растёт одинокое маленькое деревце, оно выглядит так, будто его формировали специально – так выглядят маленькие сосны в японском искусстве бонсай. Его крона расположилась в горизонтальной плоскости, а верхушки, скорее всего, просто нет. Я часто смотрю на него из окна. Какой-то части меня это деревце очень дорого, но, пытаясь понять, чем, я захожу в тупик. Возможно, в нём, есть что-то геометрическое, но только более живое, чем все эти качели, горки, песочницы, лавочки, расположенные на посыпанном гравием квадратном кусочке пространства, со всех сторон обрамлённом зелёным газоном, однако, вся эта композиция как-то очень органично образует единое целое; мне нравится смотреть на неё из окна, но без играющих там детей она выглядит несколько сиротливо, в особенности сейчас, когда идёт дождь.

04.10.06. Сегодня начали желтеть листочки у акации: один куст – астенический – хрупко-изящно начал желтеть сразу целыми веточками и напоминает кружево. Остальные кусты – толсто-зелёные.

Шли возле детской площадки в одном дворе: посреди неё 5-6 берёзок – по манере исполнения почти Климт, разве что больше не оранжевого, а жёлтого и зелёного. Мерцание, переливы из зелёного в жёлтый и обратно. Одна берёзка осталась тёмно-зелёной, стволы белые.

13.10.06. Приехали домой. Снова получилось выбраться в парк. Перепланировку никак не закончат, до сих пор вход весь разрыт, но работа идёт полным ходом. Моё раздражение пошло на убыль: что же поделать, если так и не захотели руководители парка проложить узенькую ровную дорожку для людей в обход стройплощадки? И поэтому люди вынуждены, как и мы, лезть по колдобинам, рискуя сломать ногу в яминах и разложенных повсюду кирпичиках, которыми мостят дорожки. Я недоумеваю только: ведь работы производят всё же для людей, и в то же время именно люди страдают, вынуждены терпеть это благоустройство. Я уже не жду окончания работ (как раньше), а отношусь как к погоде: дождь -- так дождь, снег -- так снег, разрыто – так разрыто.

Теперь тишины тоже нет, но газоны уже давно не скашивают косилкой, а грохот производит экскаватор. Листва вся опала, большинство её уже подгребли рабочие, но последняя ещё устилает газон. Шуршат отдельные скукоженные сухие коричневые листья, лёгкие, по асфальту, подгоняемые ветром. Они зацепляются за кирпичики, но их силы не хватает, их тянет, словно тащит нижний ветер, и они царапают асфальт. И шуршат.

15.10.06. Когда у меня будет своя дача, я буду разводить крокусы. Из луковиц – огромные нежные бутоны необыкновенной обтекаемой формы, они удивляют и весной, распускающиеся одними из первых цветов, и осенью, когда знойное солнце, вызвавшее к жизни множество летних цветов, уже умеряет свой пыл, и тогда, когда их век заканчивается, когда листва на деревьях уже напоминает о приходящей осени, из земли вылезают весенние цветы, какими всегда будут для меня крокусы. Наверное, их вывели аутисты. Они близки мне и жёлтыми, и нежно-сиреневыми, и белыми, хотя я таких ещё никогда не видела, -- просто знаю, что они есть. Наверное, я сродни этим цветам.

А первое упоминание о крокусах я прочитала в романе Дика Френсиса «Фаворит», к которому я часто возвращаюсь и перечитываю, в нём много для меня важного. Получается, что и в Англии эти цветы пользуются популярностью.

Тогда, читая роман, мне подумалось, что крокусы – это что-то похожее на кактусы, которые цветут, но одновременно и очень английские по названию. В этом слове слышно карканье вороны, и кряканье уток, и крокодил, который кусает, и есть странная буква «у», которая совсем не к месту здесь и делает это слово странным; фантазии моей не было предела, поэтому таинственный цветок, который неизвестно, как выглядит, долго, лет двадцать пять, я думаю, как-то затаённо жил в моём сердце и был в моём воображении так хорош собой, как аленький цветочек из сказки. Нигде и никогда я не видела крокусов до последнего времени, пока не получила вместе с одним из купленных журналов по садоводству каталог фирмы «Мир Увлечений», специализирующейся, в том числе, и на подаже разнообразных луковичных. Там-то, в этом каталоге, я и увидела впервые, что представляют собой настоящие крокусы и нисколько не разочаровалась в них, и даже, наоборот, обрадовалась. Они оказались даже ещё лучше, чем я себе представляла. Во многом они необычны и очень отличаются от других цветов.

16.10.06. Листаю каталог «Мир увлечений» и купаюсь в крокусах. Вспомнила: я видела эти цветы в Аптекарском огороде при МГУ на проспекте Мира, два года назад, осенью. Тогда меня привлекло под яблони, под которыми среди свежевскопанной жирной тёмно-коричневой земли сияло нечто сиреневое, бесподобно контрастирующее по цвету с землёй, как будто что-то совсем неземное, не отсюда, а с другой планеты. Издали рассмотреть я не смогла, и меня потянуло туда, чтобы понять, что же это такое, необыкновенно нежное по цвету, без листьев, приятно-бокалообразной, сужающейся кверху формы. Цветы такой формы не встречались ещё никогда. Они сдерживались, чтобы не раскрыться, трепетно скрывая в бутонах свои хрупкие души. Насмотревшись на эти прекрасные неизвестные цветы, напитавшись их красотой, нескоро я отправилась домой, не в силах уйти. Из работников сада никого вокруг не было, и в тот раз мне так и не удалось узнать, что же это за цветы такие расцвели в ту пору, когда даже на деревьях уже не осталось листьев, и яблони стояли с голыми ветками и не могли скрыть то, что расположено за ними – они перестали быть преградой для взгляда, и открытое пространство зияло сквозь них, и яблони выглядели совсем беспомощными потому, что прикрыться от взглядов им было нечем.

17.10.06. Вот закончился ещё один долгий день, состоящий из суеты, тревоги, болезни и заботы о цветах, которые со дня на день надо убирать с балкона, хотя он и крытый, всё же растениям там уже очень холодно. Уже были заморозки, и делать это надо безотлагательно. Но не так-то просто разместить дома разросшиеся за лето растения, поэтому думала-думала и решила купить полочку для окна, чтобы цветы расставить не только на подоконниках, но и во второй ряд -- повыше. Вырвалась в «Тысячу мелочей» на Ленинский проспект, обошла весь магазин и купила-таки, и не одну длинную, а три короткие полочки из металлических проволочек с тремя (!) ярусами, и тут же, приехав, поставила на подоконник и установила в них горшочки с фиалками, которые в этом году у нас дома необыкновенно расцвелись. Никогда такой разноцветной красоты у нас дома не было! Ах, как хорошо получилось, даже окошко наше старое преобразилось – будто современный дизайнер над ним поработал. Никто не ожидал, что так здорово выйдет. Думаю, что надо будет снова поехать в магазин – за четвёртой полочкой, такой же, как и эти три, чтобы завершить композицию. Но мама говорит, что завтра её купят.

А сейчас вечер, все легли спать, и я наливаю себе чай из термоса, настоянный на собранных мной летом травах, размешиваю туда ложечку мёда, купленного в Коломенском на ярмарке мёда, устраиваюсь поудобнее под лампой с приглушённым уютным жёлтым светом и пью чай глоточками, вприкуску с моими любимыми сахарными слоёными ушками. Потом наливаю себе вторую чашку, снова кипячу чайник и доливаю термос на завтра, и снова пью, похрустывая сахарными ушками, по которым так соскучилась. Чай – бесподобный, но усталость такова, что не чувствую удовольствия от чаепития. Или, может, защитное онемение, равнодушие владеет мной? Хочется почитать – несколько книг ждут меня, купленные и взятые с полки, но голова не работает, и думается с трудом, и я не сопротивляюсь своему состоянию, а сижу и слушаю тишину. Потихоньку сон одолевает меня. Завтра снова ждёт трудный день, и я отправляюсь спать. Мерно тикают настенные часы, тихонько гудит холодильник, за окном бесконечно шумит – день ли, ночь ли – Садовое кольцо, и всё это не нарушает, а только подчёркивает тишину квартиры. Естественно, что и я шуметь не буду, люблю тихо затаиться так, чтобы и дыхания моего слышно не было, и тогда я тоже становлюсь частью тишины, и для чего-то это мне нужно. Я боюсь вспугнуть её своими неловкими действиями, шагами, шумом включаемой воды, шуршанием бесконечных пакетиков, которые так любит моя мама, я же ступаю тихо, как кошка, потому, что стоит потревожить тишину, и она уйдёт, и будет разрушен молчаливый замок, в котором так хорошо пребывать. Я всегда напрягаюсь, когда нужно, необходимо по роду занятий ШУМЕТЬ потому, что боюсь оскорбить тишину и любителей тишины – спящих людей, задумавшихся, читающих людей, рисующих или пишущих людей.

Мне очень нравится табличка в читальном зале Ленинской библиотеки: «Соблюдайте тишину!», -- по-моему, так, если не ошибаюсь. Там тоже берегут тишину -- для людей. Читать и писать книги – это тихое дело.

Берегите сон близких, лечите их тишиной, для того, чтобы им на следующий день легче давались трудные дела. В этом ведь тоже заключается помощь для них.

 

20.10.06. Снова в парке. Газонокосильщик закончил свою летнюю работу, на газонах – опавшая листва. В моём детстве остались клёны – я любила собирать самые красивые жёлтые кленовые листья, но сейчас оказалось, что в этом месте из нескольких клёнов остался только один, и ствол его толстый, наверное, в обхват. Но я помню клёны совсем молодые, но высокие, что с ними сталось? Этот жёлтый уголок оказывался в самом центре парка и привлекал множество детей и пожилых людей. Здесь стояли лавочки с изогнутыми спинками, обычные для того времени, и урны (тогда ещё никто не боялся, что в них подбросят взрывчатку, и самое худшее, что их ожидало, -- что бросят непотушенную сигарету, и содержимое сгорит дотла, образуя клубы чёрного дыма). Теперь же – и деревья другие, и лавочек нет, и осталась только одна дорожка как проходное место, и никому не приходит в голову обратить внимание на клён, последний из оставшихся в череде других деревьев (я понаблюдала немножко издалека). Сколько радости доставлял мне этот пятачок, какое богатство лежало под ногами, когда прекрасные крупные светло-жёлтые листья устилали ковром землю. Ещё помню, в ромкином подростковом возрасте мы ходили играть в настольный теннис, это было уже значительно позже, лет через двадцать, тут стоял теннисный стол и вечерами собиралась молодёжь из окрестных домов. Днём же, и, в особенности, летом, в жару, стол был свободен, а сын очень любил играть в теннис. И мы играли бесконечно, пока не уставали нагибаться за мячом. Теперь парк заканчивают благоустраивать, замостили дорожки кирпичиками, ровные, как по натянутой струне, бордюры обрамляют участки земли, по которым ходило множество маленьких ножек, собирая прекрасные листья, и эти сегодняшние прямоугольные куски земли с деревьями никак нельзя назвать кроме как газон потому, что на них недавно посеяна травка, поднимающаяся робкими тонкими редкими зелёными палочками над слоем насыпного чернозёма. Не возникает желания да и нельзя ходить по нему, а тогда, в моём детстве, ходить разрешалось всюду, где ни пожелаешь, всюду, помнится, росла обыкновенная кустистая густая трава.

Здесь же неподалёку, на площади, зимой ставили очень большую ёлку с бумажными гирляндами и огромными бутафорскими ёлочными игрушками, от которых к концу зимних каникул оставались одни клочки. Каждый год массовик-затейник второго января устраивал детский праздник встречи Нового Года, но я попала на него только однажды потому, что обыкновенно мы уезжали праздновать к бабушке с дедушкой за город, и встречали Новый Год там, с ними. Но в тот раз, когда я попала на этот праздник, помню, что у меня очень замёрзли ноги, и мы с мамой ушли домой, не дождавшись конца праздника, был сильный мороз. Пальцы стали деревянными и потом очень болели, а мои щёки маме пришлось растирать варежкой, так как на них образовались белые пятна, и мама очень за меня испугалась.

Я понимаю, что такие воспоминания – это признак приближающейся старости, но вспоминать, оказывается, бывает и приятно, чего раньше со мной никогда не случалось. Раньше почему-то вспоминалось самое больное и тяжёлое, плохое, которое как бы ранами запекалось на сердце, оставляя рубцы, но сейчас хочется плакать оттого, что прошло целых тридцать с лишним лет и оттого, что то, что было -- было хорошее. Изменилось время, изменились люди, изменился мир вокруг нас, и сами мы тоже изменились, и не всегда – к лучшему.

24.10.06. Мы попали к невропатологу, теперь гуляем в парке, обходя места ворон и галок, беспрерывно галдящих на все лады. Заметила, что молодые тополя и липы давно сбросили листву и стоят с голыми ветвями, и только лишь старый, в два обхвата, тополь, внушительно возвышающийся над «молодняком», будто и не собирается расставаться с листьями, и, располагаясь на возвышенности, принимает на себя все порывы холодного настойчивого осеннего ветра, ветки гнутся и колышутся, шумит массив листьев, не зелёных уже, но и не жёлтых, а, скорее, фисташковых. В кронах дубов, частью жёлтых, частью сухих коричневых, галки устроили собрание.

Всё – весь парк, все его дорожки замостили мелкими кирпичиками. Где же теперь будут рисовать мелом дети?

В особенно резкие порывы ветра с тополя срываются сразу много листьев и долго летают в высоте в потоках воздуха, не спеша приземляться.
 

-------------------------------------------------

Я настолько привязана к земле, что готова на любом её кусочке (не принадлежащем мне), в поле, возле леса, где-нибудь в лесополосе возле железнодорожного полотна за городом вскопать несколько грядок, посадить несколько кустов, притащить поваленное дерево и сидеть на его стволе, любуясь на посаженное и растущее. Тяга к прополке сорняков сидит во мне ещё с детства, и лето для меня – не лето, если в нём нет дачного периода. Но так как дачи как таковой у меня нет, то с приближением дачного сезона я начинаю маяться, томиться сердцем, рваться к земле, которой нет, и оттого много раздражения генерируется в душе, и в нём сгорает любовь к людям и миру, оставляя вместо себя пепелище, что не добавляет счастья, а наоборот, и я начинаю завидовать тем, у кого есть дача, а зависть – чёрное чувство. С другой стороны, я не понимаю, как это – купить дачу: где, у кого, как оформляются документы, у меня нет денег на покупку, нет времени на оформление, я боюсь подвоха, я не понимаю, что хорошо, что плохо в предлагаемых участках, я не смогу построить дом из-за необходимости договариваться со строителями, чего я не умею, не разбираюсь в этом, и у меня нет денег на строительные материалы, на оплату работы строителей, я не понимаю, какие дома лучше – щитовые или из бруса и т.д., -- в общем-то столько всего навалится сразу, что реально это будет трудно осилить с моим здоровьем. И потому мои мечты так и остаются мечтами, не воплощаемыми в реальность, а будущая реальность, когда о ней начинаешь думать, становится ещё тяжелее, необъятнее, той, которую не осилить. И оттого любовь к травкам вообще настолько не обязывает, настолько свободна по своей сути, что только такой и может быть любовь, как мне кажется.