Июль 2006

2.07.06. Пишу дома, когда выдалась свободная минутка. Вообще, в природе часто встречаются россыпи: грибов – на пнях и около, растений (например, малого клевера), звёзд на ночном небе, россыпи драгоценных камней в рудных жилах. Когда я вижу россыпи, то переживаю чувство красоты, которое никак не связано со страстями человека, и созерцать красоту мне очень нравится. Но при взаимодействиях с людьми, и иногда это ощущение особенно ярко, содрогается всё моё существо, и всё тут чрезмерно, насыщенно, шокирует, вынуждает реагировать как-то, даже если на это нет ни душевных сил, ни физических возможностей. Мир слишком многого от меня хочет, требует от меня действий, активности, но моё призвание – созерцание, и именно в нём заключено для меня целительное восполнение дефицита сил души, физическое восстановление, когда я начинаю слышать себя, но при этом обязательно должна быть спокойной совесть.

2.07.06. День. Гуляю. Выходной, холодно, людей в парке почти нет, все разъехались за город, только папы-мамы -- с колясками, да компании бомжей, и сегодня – тот редкий день, когда есть свободные лавочки, -- выбирай, какая понравится. Я нарушаю правила хорошего тона и достаю свёрток с едой. Ничего не могу с собой поделать – очень люблю перекусывать на свежем воздухе, на природе, в то время как дома есть совсем не хочется. Мне даже всё равно что есть – покупные пирожки «с котятиной», мороженое или хрустящую картошку, поэтому, чтобы не тратиться, стала заранее собирать из обыкновенной домашней еды то, что можно взять с собой: йогурт с пластмассовой ложечкой, булочку, бутерброды, яйцо, яблоко, небольшой пакетик ряженки (как вариант – кефир, молоко, сок). Необъяснимый парадокс, но простая, обычная, набившая уже оскомину домашняя еда на свежем воздухе становится намного вкуснее, и с предвкушением удовольствия я разворачиваю свёрток. Но, стоило мне достать бутерброды, как, откуда не возьмись, прилетает огромная стая голубей, как будто голуби следили за мной; они шумят, летают вокруг, хлопая крыльями, поднимая пыль, и становятся даже навязчивыми, выпрашивая хлеб; они подбираются ко мне всё ближе, ближе, забираются на лавочку, и мне ничего не остаётся сделать, как разделить с ними трапезу, хотя ясно, что для того, чтобы насытиться, им необходимо не меньше двух батонов, которых у меня нет. Потом, поняв, что больше им уже ничего не перепадёт, голуби расходятся пешком в разные стороны, но остаются незамеченные мной ранее два воробья. Один – забавный, распушил серые пёрышки по случаю ветра, коричневым сложенным хвостиком оперся об асфальт и трепетал коричневыми же крылышками, тайком посматривая на меня. Другой – прямо сел на лавочку, так, что лапки почти совсем спрятались под брюшком, он делал вид, что ему ничего не нужно, но тоже тихонько выжидал, что, может быть, что-нибудь и ему достанется из крошек. Пришлось отломить им кусочек хлеба с маслом, и, прихватив его с собой, оба улетели.

3.07.06. Как ни странно, написав про погоду и о том, что я не одеваюсь по погоде, я, похоже, избавилась от ещё одного комплекса неполноценности – мне думалось раньше, что это очень стыдно, кроме того, что неправильно – одеваться не по погоде, не уделять внимания прогнозу погоды, как делает и учит моя мама. Но теперь я справилась со стыдом, поняла, что этот стыд – ложный, и совсем нечего тут стесняться, и каждый взрослый человек имеет полное право одеваться так, как ему хочется, слушать или не слушать погоду на завтра, не заморачиваясь. И что ещё интересно, развивая мысль, которая выеденного яйца не стоит, задумываюсь: что движет теми людьми, которые уделяют большое внимание тому, как одеться, чтобы не замёрзнуть: они не уверены в себе, они боятся эмоционального шока при соприкосновении с морозом, боятся заболеть, боятся неприятных физических ощущений из-за холода, заботятся о комфортном состоянии своего тела и не хотят страдать, болеть, оберегают свою нервную систему от встряски, которую не хотят испытывать. Но, мне кажется, это очень зависимые и нетерпеливые люди, они не способны, не научились терпеть, не готовы терпеть холод. Многие со мной не согласятся, но для меня холодовая встряска как шок несёт с собой не отрицательный, а положительный эмоциональный заряд, заставляет встряхнуться, взбодриться весь организм, испытать свежие, новые ощущения, сбросив с себя иго обыденности; и это значит, что я принадлежу к спринтерам, спортсменам, которые бегут на короткие дистанции, и от забега к забегу становятся всё более уверенными в своих силах, а после каждого забега разбирают, как они бежали, потому, что каждый новый забег дарит им частицу нового опыта. Вот и мне противопоказана рутина и необходимы эмоциональные всплески, встряски, своеобразные сбросы напряжения, и если я буду оберегать себя от воздействия погоды, то могут пострадать близкие люди из-за накопившегося во мне напряжения, и я буду потом переживать по поводу своих выбросов отрицательной энергии и по поводу несовершенства домашних с их недостатками. Так что лучше переживать из-за погоды, чем из-за неудовлетворительных отношений с близкими людьми. А на погоду что сердиться? Это стихия, неподвластная человеку. Но, впрочем, исправлять недостатки ближних – тоже неблагодарное дело. За него ни венков, ни лавров не дают.

Вообще, я стала намного счастливее оттого, что начала записывать свои мысли каждый или почти каждый день; может быть, потому, что становлюсь более ясной и понятной самой себе, но в то же время чувствую, что мои записи могут в чём-то помочь и другим людям, а не только мне самой, и, значит, принести пользу.

5.07.06. Собирала сегодня утром траву для кошек – они очень любят ежу, и заметила, что газонокосилка срезает траву не ровно, а рвёт волокна, и на конце каждого среза получается грубая страшная, пугающе рваная рана. Думаю, что растениям должно быть больно. Утром шла на молочную кухню через парк и встретила газонокосильщика. Оказывается, он приходит на работу к семи часам утра. Ещё холодно, но косые лучи солнца уже пробиваются между домами, попадая в парк, и согревают попавшую в полосу света листву. И я тоже чувствую, что на солнце – теплее.

8.07.06. Как я искала тишину.
Сегодня память святых Петра и Февронии. Заказала им молебен в церкви, а потом пошла в парк. Суббота, и поэтому там пусто. Мучилась, что не поехала на дачу, но утешила себя тем, что хочется тишины, а на даче – на одной и на другой – шум и гам, вокруг строят дома, множество людей, и покоя днём с огнём не сыщешь, и в парке, пожалуй, лучше всего получится отдохнуть. Тем и успокоилась, потом, не торопясь, перекусила, чем Бог послал. И всё бы хорошо, но ближе к 12 часам началось представление для детей, и артисты в микрофоны закричали так, как будто все вокруг глухие, и появилось несколько зрителей, и ни в одном уголке не получалось спрятаться от их визгов, -- подумала сначала, что такое очень любят дети, но, подойдя поближе, особых восторгов на их лицах не усмотрела. Ну что ж, пришлось уйти оттуда подальше.

В другом конце парка монотонно, но громко гудел, поддувая воздух в надувной дом, насос. Это был аттракцион для детей. Детей здесь не было, но насос шумел. Я шла дальше, надеясь всё-таки найти тихий уголок; я попала в ту часть парка, где из рупора громко вещала одна из радиостанций с дешёвой попсой, тоже не отличающейся спокойными ритмами. Но душа просила тишины и не находила её. Дальше на пути оказался трактор, предположительно разгребающий куски асфальта, поднятые ранее отбойным молотком. Возле трактора было тихо, но я не поверила этой тишине и оказалась права: недалеко, в тени деревьев, на обочине дорожки сидела группа рабочих в оранжевых жилетках, -- они отдыхали, мирно беседуя, у них был обеденный перерыв. Вообразив, что тут будет, когда перерыв закончится, я ускорила шаги и оказалась у выхода из парка, -- дальше была улица, по которой с шумом неслись машины, шум то нарастал, то убывал; на улицу выходить не хотелось. Что делать? Справа, рядом с оградой парка я усмотрела лужайку, на которой обычно гуляли с собаками, но собак сейчас не было, а были небольшие заросли деревьев, которые создавали ощутимую прохладную тень, и я двинулась туда. Выбрав место и присев на раскладную скамеечку, которая у меня всегда с собой, я расслабилась, но почувствовала, что вляпалась ногой в некую весьма определённую большую кучу, выяснив попутно, что очень рассеянна по природе, -- непонятно, как я её только не заметила, садясь на скамеечку. Потом старательно вытирала подошву о траву и всё равно долго ещё была предметом интереса пролетающих мух. Мне же было интересно, что шмели и пчёлы мной не интересовались, ну конечно, ведь они любят сладкое.

И я сижу в травке, на скамеечке, и вдруг понимаю, что за решёткой сада, где идёт капитальный ремонт многоэтажного дома, кроют крышу. Сверху начинается такой стук молотков по жести (а кажется, что по голове), ему вторит эхо от дома, стоящего под прямым углом к ремонтируемому, и становится понятно, что покоя тут я тоже не найду. Вот включается лебёдка, и незамеченная мной люлька ползёт вверх. По стене дома начинается шарканье, скрежет мастерка; хлопает железная дверь подъезда, что-то отпиливают пилой, в открытые проёмы с выломанными старыми окнами, но не вставленными ещё новыми, пластиковыми, изнутри хорошо слышно, как работает дрель. Лебёдка теперь опускается вниз, дёргаясь вместе с мотором, издавая, опять-таки, характерные звуки; мне думается, что только светлые головы наших, советских инженеров могли придумать такой противно-шумящий механизм. Теперь включаются и движутся две лебёдки, видимо, парами им не так скучно, -- намного веселее вместе работать мастерками, пошлёпывая ими по стене. Так, если вы помните, по два вечерами ездят троллейбусы -- чтобы не скучно было. С крыши по-прежнему слышен стук молотков по жести. Вот добавился ещё один звук: где-то недалеко затачивают ножи о шлифовальный круг или что-то подобное.

Вы скажете: все эти люди работают, а я отдыхаю. Но это не так: я тоже на работе – я выгуливаю в коляске сынишку грудничкового возраста, а на прогулке он по своему обыкновению спит, и жаль будить его посторонними звуками; именно поэтому я ищу тишину, -- чтобы он спокойно спал в своей просторной коляске на свежем воздухе, столько, сколько ему нужно. И очень волнуюсь, когда в парке много громких резких звуков, способных разбудить моего малыша. И я пишу свой дневник только тогда, когда сынишка спит на прогулке. Это и есть моё единственное по-настоящему свободное время, которое я и использую по максимуму.

Вот и сейчас я сижу и волнуюсь: проснётся. Ну ничего, скоро придём домой, там и отдохнём в тишине. Только дома нет прохлады, но есть тишина, в то время как в парке есть прохлада, но нет вожделенной тишины.


----------------------------------------------------------


Пока Алёшка спит в коляске, я ем, и ко мне прилетают воробьи, и я кормлю их сыром «Домашний», крупинками, и он им очень нравится. Замечаю, что воробьи не ходят, но прыгают: отталкиваясь сразу двумя лапками, что выглядит довольно нелепо. Человеку так прыгать было бы очень трудно, если вспомнить бег в мешках. Впервые усматриваю среди обыкновенных серо-коричневых воробьёв альбиноса – воробья нежной песчаной окраски, немного похожего на канарейку. У него чёрного цвета – только глаза, клюв жёлтый, лапки светлые, животик светло-бежевый. Интересно, знает ли он, что отличается от других? По крайней мере, из собратьев никто не замечает его необычной окраски, не смущается и он сам. Между тем мама-воробьиха кормит творогом широко раскрывающих рты-клювы воробьят, и то один, то другой получает из её рта лакомый мягкий белый кусочек, удивляясь, как вкусно. Вместе с воробьятами питаться, оказывается, намного лучше, забавнее; незаметно мы съели всё, хотя до прихода в парк мне совсем не хотелось есть по некоторым психологическим причинам.

К нам приходит в прямом смысле богатырь --- голубь, идёт, ступая лапками, заложив крылья за спину, и вытесняет воробьёв, и я удивляюсь, привыкнув к размеру воробьёв: голубь мне кажется гигантом с широкой грудью.

О траве ничего сказать не могу – на поляне, бывшей когда-то пустырём, всё подстрижено и производит удручающее впечатление; как я вижу, в жару всё оставшееся от стрижки вянет под июльским солнцем, и всюду серо-бежевая пересохшая земля, почти что пыль. Поднялись только лопухи и уже собираются цвести, но у них мощные, глубоко ушедшие в землю, корни; там, в глубине, внутри и прохлада, и сыроватость, необходимые им для роста. Но корни только некоторых, самых сильных и упрямых растений могут пробиться сквозь плотную утоптанную землю пустыря. Вот они и нежатся под солнцем. Остальное засыхает-чахнет, но терпеливо ждёт дождей.

Между тем передо мной проходит череда хозяев с собачками. Три часа дня. Спасает только изредка налетающий ветерок. Наконец, смотрю вверх, на небо: оно – тёпло-голубого цвета с очень красивыми большими белыми облаками, не сулящими дождя и ослабления жары. Пора домой.

11.07.2006. Снова я на остриженной полянке. Вечер. Солнце уже ушло за дома, и наступила, наконец, долгожданная прохлада. Я сижу на скамеечке возле решётки парка, за которой квартал из жилых домов. Собака выглядывает из раскрытого окна на четвёртом этаже, звонко-звонко лает, выпевая фразы, и ей отвечает другая собака, скорее всего, более крупная, голосом пониже и поглуше, из дома напротив, но я её не вижу. Так они разговаривают целый вечер, -- наверное, знакомы по прогулкам с хозяевами.

Здесь я снова вспоминаю-представляю, какой красивый – душистый, цветущий – был луг, пока по нему не прошлись с газонокосилкой. Теперь же стоит жара без дождей, земля пересохла, и на лугу ничего не хочет расти. Только сено желтеет осенними красками, и немножко стыдно от того, что не дали расти всей этой божьей красоте. Осталось смотреть за решётку; глаза ищут и сразу находят белый и жёлтый цветущие донники выше человеческого роста, недотрогу, иван-чай, крапиву и листья мать-и-мачехи. Даже вечером в Москве шмели не оставляют цветки иван-чая, где длинные пестики заканчиваются забавными баранчиками. Я приглядываюсь к недотроге. Вот подул ветерок, и её тоненькие цветоносы мелко-мелко закачались-задрожали, как зыбкая рябь на воде, чувствительные к любому прикосновению, даже к прикосновению небольшого ветерка. У недотроги уже довольно большие стручки, к некоторым так и тянет притронуться, чтобы стручок мгновенно, с шумом лопнул по швам, чтобы закрутились его створки и разлетелись в стороны семена.

17.07.06. Погода испортилась, но это спорный вопрос, -- что считать хорошей погодой: изматывающую жару выше 30 градусов или прохладу градусов 15, но с дождями и холодным ветром. Оделась потеплее, и – вперёд, с песнями. Лёгкие дышат по-другому, им и сердцу – легче, и голова ясная, только спать хочется. Как только появится возможность, -- сразу на боковую. Природе тоже легче. Всюду под старыми высоченными тополями, как ни странно, опавшие жёлтые осенние листья, как будто уже наступила осень. Почему-то стало грустно без солнца. Свет с неба – белый, матовый, холодный, как у ламп дневного света. Но деревья рады дождям. Им такая погода по душе.

Уже неделю не была в парке. Как там сейчас? Всё-таки не оставила идею о том, чтобы пересадить в цветочные горшки несколько кустиков травы для кошек, выкопав их в парке, и осуществила эту идею. Травка в горшках растёт, но кошки её почему-то не едят. Вдобавок на травку напал какой-то едва видимый вредитель, и я не знаю, что с ним делать.

18.07.06. Сегодня милиционер пытался выгнать нас с территории бывшего детского садика, который купил какой-то богатей и устроил здесь бизнес-центр: оказалось, что мой трёхмесячный ребёнок, спящий в коляске, мешает ему, богатею, проводить переговоры. Нехорошо, некрасиво, стыдно! Эта история длится уже давно. Жители окрестных домов уже однажды, год назад, подавали на него в суд и выиграли его, после которого ушлый владелец вынужден был-таки открыть проход через двор для жителей окрестных домов, через наш двор, всегда бывший обычным городским двором, с тополями и детскими качелями, но после перестройки особняка вдруг оказался, уже без тополей и качелей, выложенным полностью плиткой и обнесённым решёткой с пиками наверху и с калиткой, закрытой на замок. Возможно, теперь предстоит ещё одна серия этого увлекательного детектива под названием «Денежным кубышкам подвластно не всё», ведь мэр Москвы начал компанию по возвращению в строй перепроданных и перепрофилированных бывших детских садиков, выселению из них частных фирм и использованию их по прямому назначению: не секрет, что, для того чтобы устроить ребёнка в детский садик, нужно записываться на очередь сразу после его рождения, за два года до устройства, с неизвестным результатом. Когда мы объяснили милиционеру ситуацию, он начал перед нами извиняться, попросил, чтобы мы поняли и его, он обязан выполнить приказание начальства, у него тоже есть дети, и он боится потерять работу, но после некоторых колебаний просто попросил нас с коляской переместиться на другую лавочку. Так мы отвоевали право остаться и гулять здесь, как мы по-прежнему считаем, на государственной территории, которую право денежного мешка подмяло под себя. Удобно гулять здесь потому, что садик находится на полпути к детской поликлинике, куда приходится ходить с маленьким каждый день на процедуры, а парк расположен совсем в другой стороне, до него далеко идти и несподручно. И поэтому в парке теперь мы бываем редко.

И так досадно, что этот бездушный денежный мешок – тот же самый начальник, который под каждый Новый Год даёт распоряжение украшать ёлку возле своего офиса огоньками, на которые я очень люблю смотреть из окна и проходя мимо.


-----------------------------------------------


Здесь же расположена необычная лавочка. На этой длинной лавочке, на одном её краю, расположилась необычная скульптура – мужчина, как живой, в натуральную величину, сидит, откинувшись на спинку, вытянув перед собой ноги, рука лежит на спинке лавочки. Мне не нравится сидеть рядом со скульптурой, -- ко мне подбирается какая-то жуть, кажется, что вот он сейчас оживёт. Если стоять недалеко, это ощущение ещё более подтверждается – листва колышется на ветках от ветра, а кажется, что мужчина поворачивает голову. Бр-р-р!