Из сборника 10, 2006
Остров счастливых людей ( и семей)
Дневник отпуска
30.06.2000. Начинаю писать дневник нашего с сыном отпуска, потому что чувствую, что полнота ощущений, полученных за первые два дня, уже не вмещается в меня, распирает и просится наружу – ну хотя бы в дневник.
Утро 29 июня начиналось круто. Сумки уже стояли собранными, мы встали, оделись и сели «на дорожку», но Ромка, сын, никак не хотел садиться: он был напряжён, начал не то чтобы огрызаться, а просто даже восстал, куда-то от нас уходил и ругался при этом, даже скрежетал зубами, сжимал кулаки, а уж какие молнии испускали его глаза! Мы с мамой тогда ещё подумали: как ребёнок волнуется перед поездкой. Тогда он настоял ещё, чтобы взяли его зонтик (я не хотела его брать – и так вещей неподъёмно). Нас провожала мама, помогая нести сумки.
Вышли из дому, стали ждать автобус, который довёз бы нас до вокзала, и men начался дождь: так, закапало тихонько. Но, пока ехали на автобусе, дождь разошёлся, пошёл ливень, и под этим проливным дождём с сумками мы потащились на остановку автобуса «Москва-Тверь» (мы с Ромой должны были ехать на турбазу в Тверскую область по путёвкам, начинающимся с этого дня).
Очередь на автобус была огромной, и мы встали в конец. Люди стояли, тоже с сумками, под ливневым дождём, на спуске с горки, а под ногами стекала вниз по асфальту широкая река, образовавшаяся от огромного количества обрушившейся на Комсомольскую площадь воды. У каждого из нас было по зонту, но дождь был такой силы, что мы вымокли все до нитки, отсырели, ноги промокли. Интересно то, что люди не уходили из очереди, не пытались никуда спрятаться от дождя: отчасти потому, видимо, что боялись, вдруг внезапно подойдёт автобус, отчасти – что потеряют очередь, да к тому же и спрятаться вблизи, как нарочно, было совершенно негде.
Так мы стояли три с половиной часа, с минуты на минуту ожидая автобуса, который уже давно должен был бы уже придти, да и не один, а несколько, судя по времени, но ни одного из них не было. Мы стояли в воде, под ливнем, который не то, что кончался, а только усиливался, хотя временами казалось, что дальше уже некуда. Потом уже выяснилось, что на нас вылилась месячная норма осадков. Над нами нависли свинцовые тучи, сверкали молнии, от грома (прямо над головами) раскалывалось небо, дальше гром шёл раскатами, и всё это, казалось, не кончится никогда. Поэтому думалось, что люди в очереди когда-то здорово нагрешили, и Илья-пророк катается над нами по небу в своей колеснице и гневается.
В очереди люди сначала терпели, потом ругались, что нет автобусов (впоследствии оказалось, что автобусы застряли в огромной пробке на Ленинградском шоссе) и что очередь всё прибавляется; потом отчаялись, приуныли, потом смеялись и, похоже, смирились.
В конце четвёртого часа стояния под дождём пришли (наконец!) один за другим два долгожданных автобуса, причём второй автобус подъехал и открыл двери в хвосте очереди. Была страшная давка, все лезли без очереди, с сумками, люди кричали, дети плакали. Мы даже и не пытались влезть – стояли в стороне.
Долго не было третьего автобуса. Стали думать, нельзя ли уехать на электричке, но там чрезвычайно неудобно добираться от станции, и мысль отпала сама собой. Подъехал – ура! – третий автобус, и как все на него ринулись! Мы едва влезли уже последними, но оказалось, что свободных мест уже нет, и пришлось вылезать обратно на дождь. Мы очень упирались, но нас выпихнули счастливые обладатели сидячих мест вместе с нашими тяжеленными сумками.
Автобус уехал, а на нас было уже жалко смотреть. Мы, все трое, к этому времени промокли насквозь и с сырыми головами решили выпить лекарство: разлили по стаканчикам припасённую для дороги воду из бутылки и растворили в каждом по таблетке шипучего аспирина с витамином С. Выпили, стоя в очереди под зонтиками, дрожа – сообразили, так сказать, на троих. Хорошо, что я догадалась это сделать (впоследствии никто из нас не заболел, хотя это было очень вероятно).
Четвёртого автобуса тоже ждали долго. Когда он приехал и водитель открыл двери, в дверях застряла чья-то сумка, Ромку прижали, и это было страшно – он даже закричал. Но мы влезли и заняли места – промокшие, продрогшие, несчастные и уже ко всему безучастные. На штурм двери ушли последние силы. Снаружи, напротив нашего окошка, стояла мокрая мама и, разводя руки, показывала длину очереди, оставшуюся стоять под дождём – длины рук не хватало. На прощанье мама помахала нам рукой, и мы с Ромой уехали, наконец, отдыхать – в отпуск.
Доехали удачно, если не считать того, что:
а) пришлось переворошить все сумки, чтобы достать вещи и переодеваться в сухое, согнувшись на сиденьях в три погибели;
б) всю дорогу Рому укачивало;
в) на автозаправочной станции Ромка вышел из автобуса по нужде и потом, вынырнув из кустов, пошёл куда-то совсем в другую сторону от нашего автобуса, и я его возвращала;
г) сначала мы слезли не там, где надо, так как ехали на эту турбазу впервые, но оперативно выяснили, куда же нам всё-таки надо, и успели залезть со своими сумками обратно в этот же автобус, чтобы, наконец, он довёз нас до нужной нам пристани.
Там, слава богу, уже стоял катер. Мы взгромоздились на него и доехали до турбазы на острове за десять минут (под небольшим дождём, конечно, но это было нам уже не страшно).
Так мы приехали на остров. Добирались в общей сложности семь часов. Продолжать буду завтра, потому что уже поздно – надо спать.
1 июля Первый день нашего пребывания на турбазе никак не заканчивался. Когда мы приехали, оформили документы, вселились в домик, то всё это время было сыро и холодно. Одежда в сумках вся промокла, хотя и была уложена в полиэтиленовые сумки и пакеты. Всё это надо было сушить; вдобавок нам выдали (что очень хорошо само по себе) обогреватель, но что не очень хорошо – неисправный. Так что надо было набраться смелости и даже мужества, чтобы на новом месте, где мы ещё ничего не знали, попросить поменять его на исправный (ведь мы очень боимся электричества!). двадцать пять раз пришлось извиниться, но теперь у нас новый обогреватель, и он кочегарит в нашем домике всю ночь (потому что довольно слабенькая конструкция). Но! Он не ржавый, не кривой, не на одной ноге, масло не течёт и шнур не замотан изоляцией (таких, увы, там было большинство). Так что я довольна.
Мы долго не могли согреться. Обогреватель нагревал сырой воздух, и влага скапливалась на стекле окон. Поужинали и выпили ещё по одной таблетке шипучего аспирина-С, чтобы не заболеть. Я развесила сушить на верёвках, где только можно, сырую одежду – промокшую на нас и из пакетов – и внутри домик принял пёстрый вид цыганского табора, кстати сказать, уюта это комнатке не добавило, но нам было уже всё равно – так мы устали.
На следующее утро (какая приятная неожиданность!) мы проснулись от солнца, заглядывающего прямо в наше окошко. Мы совсем забыли, что существует солнце. Ромка был недоволен (потому что ещё спал), а я – просто счастлива. Я люблю, когда солнце в комнате бывает утром. Хотя живу в квартире, где окна выходят на закат. Утреннее солнце совсем другое – оно радостное, и весь день потом проходит под знаком солнца. Закатное солнце мне навевает грусть, ведь оно же уходит за горизонт от нас, и остаётся на всю ночь ощущение утраты, которую не вернуть. И цвета закатного солнца немного пугают и тревожат, потому что чаще всего там, на горизонте, скапливаются облака и тучи, и тяжёлые для восприятия, слишком яркие и переливчатые цвета – оттенки багрового. Фиолетового, какого-то неспокойного жёлто-розового цвета – будоражат. А не успокаивают, заставляют волноваться, сжимают сердце (может быть, напоминают грозные отблески войны, которой я никогда не видела).
* * *
Второй день прошёл здорово. Мы ознакомились с турбазой, где и что здесь находится, освоились, в столовой кормили хорошо, погода вроде бы установилась, мы наигрались в бадминтон, теннис, к вечеру купались в реке. Вода оказалась тёплая, пляж песчаный, стайки непуганых рыбёшек так и шныряли под ногами. Очень удивлялась, что никто не купается – мы купались одни. Какие же люди здесь индифферентные! Из заезда мы первые открыли купальный сезон. Я плавала к буйкам, вдоль буйков, и тело радовалось воде, узнало её (в прошлом году летом мы были здесь же, неподалёку, но на другом берегу реки). Вспомнилось давно забытое счастливое ощущение, когда вода держит. Может быть, и волжская вода узнала меня? Поэтому так радушно меня приняла?
* * *
Вечером мы взяли лодку, но только отплыли от турбазы, как на середине заводи нас застал дождь. Дождь на воде – особое явление. Мы накрылись, конечно, куртками, но дождя мы не ждали, поэтому немного растерялись – ведь светило яркое, даже слепящее, солнце. Но пришла (и быстро!) небольшая, но тёмная туча и вылилась прямо над нами. Потом остатки её ушли дальше по небу, и опять светило солнце. Но только мы взялись за вёсла и поплыли дальше, откуда ни возьмись прилетела ещё одна туча и опять вылилась на нас дождём. Тут мы стали следить за небом, и оказалось, что слева и справа от нас по направлению ветра было абсолютно чистое небо, и только прямо на нас быстро шли вот такие небольшие, но тёмные тучки. В общем, дождь шёл ещё раз, и все три раза при дожде светило вечернее солнце, и все три раза мы видели необыкновенно яркую радугу на одном и том же месте. Она пропадала, а потом, в дождь, опять появлялась, перекинутая с нашего острова на берег реки. На фоне тучи чётко видны были все её цвета, а на фоне светлого голубого неба прозрачно и нежно переливалось само счастье. Особенно красива была полоса цвета морской волны – перелива от акварельного сине-голубого к зелёному.
Руки радостно выполняли, вспомнили движения вёслами, мышцы застоялись там, в Москве, и радовались нагрузке…
* * *
Смысл того, что мы уезжаем каждое лето из Москвы где-то в среднем на месяц, не только в том, чтобы отдохнуть от суеты, текучки, не только в том, чтобы увидеть природу и пожить в ней, но и для того, чтобы вдали осмыслить то, что происходило с нами в течение года, чтобы постараться почувствовать, так ли мы жили, как требовала от нас жизнь, в некотором смысле это поверка и правило последующей жизни, передышка перед новым этапом, новым годом жизни в городе, в суете, в обязанностях. Здесь, на природе, отшелушивается всё наносное, ненужное, налипшее за долгий год, и активизируется здоровое естественное начало. Возникает потребность почувствовать, так ли мы жили, были ли мы взрослыми, отвечали ли за свои поступки, брали ли на себя ответственность и достойны ли были этой ответственности, и можно ли себе доверять выбор решений, жизненно-важных для себя и близких, можем ли выбрать то единственно правильное решение, которое будет на пользу всем. Природа помогает понять, достаточно ли мы взрослые или в душе ещё совсем несмышлёные дети, помогает взрослению.
3 июля. Самое хорошее время наступает. Похоже, дожди кончаются, и наступает, наконец, тепло. Мы его, по-моему, заслужили. Четыре дня в дождях жили, сколько же можно. Солнышко вечером было ласковое, тёплое, хотя и село в тучу; в сосновом бору, где находится турбаза, было видно туман – испарения. Потом налетел сильный ветер и всё с собой унёс, а вода в почву песчаную впиталась – вот уже и сухо. И небо с утра – синее-синее сквозь кроны сосен. Я уже перестала удивляться и восторгаться красотой песчаного мыса, яркой бархатно-изумрудной зеленью мхов, необыкновенным свежим сосновым запахам, трогательному трепетанью берёзовых и, особенно, осиновых листьев у реки от ветра, и даже самому факту того, что чудом получилось оказаться опять здесь, в Верхневолжье, пусть и на другой турбазе, но в краях уже известных – в пяти километрах от турбазы «Верхневолжской». Мы в прошлом году летом проплывали здесь на лодке… Я перестала видеть красоту в мелочах, которых здесь так много. Я привыкла к красоте. Я живу в ней. И только закаты не могут оставить меня равнодушной. Много неба – разного в разную погоду, переливающегося на закате запредельными тёплыми и холодноватыми красками, с разной формы облаками, неба, меняющегося на глазах, и отражения его в разливе Волги; гладь или волны, или катер промчался, оставив за собой две расходящиеся полосы волн; вечером на противоположном от нашего мыса острове всё темнее и темнее становятся зубцы елового леса – пилочкой, пока не превращаются в силуэты – чёрное на фоне заходящего солнца.
Уже наблюдала розово-сиреневый закат, что « ни в сказке сказать, ни пером описать». Не успела заправить плёнку, не ожидала такой красоты., и поэтому смотрела, смотрела во все глаза и запоминала – «не на плёнке, а на сетчатке». Теперь многое снимаю на плёнку и волнуюсь, получатся ли те цвета неба, что были – ведь они так неуловимы, хотя глазу видны хорошо. Механика видит по-другому…
Ромка говорит: «Почему не придумали фотоаппарат, который мог бы запоминать запахи?» Даже его проняло.
Купаюсь каждый день по два раза, хотя и прохладно. Зато не холодно заходить в воду – разница температур, я думаю, минимальная. Закаляюсь. Купаться в холодной воде нравится, и пока я не заболела. Может быть, просто я волжской воде доверяю, не боюсь её. И она меня очень хорошо держит. Плавается необычайно легко.
Время пошло очень быстро. Закончился уже пятый день на турбаза. Вечером, перед сном, и в дождь читаем книги, взятые в библиотеке. Наткнулась на чрезвычайно интересную статью, местами даже переписала её в блокнот – показались важными строки о взрослении, об осознании себя в этом мире.
Возле турбазы – черничник. Собирали чернику и постараемся выбираться туда каждый день – это витамины, полезные для глаз. Вечером видели ёжика и огромную лягушку.
4 июня. Проспали завтрак, и поэтому пошли завтракать черникой в лес. Засекли время, чтобы не устать и наесться, хватает одного часа. Принесли с черникой и два стаканчика. Заметили место, где черника необобрана. Придём туда вечером.
* * *
Читаю книгу об Иоанне Кронштадском. Похоже, буду многое выписывать…
Мой взгляд здесь изменился. Наверное, недельный отдых сделал своё дело: мне стали интересны люди. Хочется говорить с незнакомыми людьми о том, что окружает нас, об общих впечатлениях. Люди здесь, по моим наблюдениям, постепенно раскрепощаются, сбрасывают панцири озлобленности, задёрганности и становятся приветливыми, дружелюбными, спокойными, милыми, улыбаются друг другу. Природа и отдых делают людей естественными. И мне хорошо от этого. Почему-то подумалось, что ежедневная повторяемость событий играет большую и положительную роль в жизни человека. Но тут нужно различать следующее: если в этой череде событий положительных эмоций больше, то это благотворно. А вот если человека события чрезвычайно ранят, изматывают, заставляют его волноваться и раздражают его, то такие события разрушают человека, его нервную систему, и очень быстро происходит истощение. И тут нужно в жизни что-то менять. Может быть, перестраивать себя, а может быть, подумать над своей жизнью и изменить отношение к ней, чтобы не воспринимать всё так трагично. Во многом мы – это люди, которые нас окружают, это их мысли, разговоры, и если это Вас не устраивает, пытайтесь найти другую компанию. Людей разных много на свете, и похожих на Вас Вы найдёте, если будете искать.
12 июля. К нам на выходные приезжал Саша. Вот его проводили. Доехал хорошо – и туда, и обратно. Пришлось мне хлопотать с лодкой, договариваться с лодочником, чтобы забрал Сашу с пристани, а в воскресенье отвёз обратно на большую землю…
Ещё с Ромой мы плавали на лодке – в четыре весла на т/б в «Некрасовку» и потом ещё дальше – на т/б дома художников. «Волжанка», где в магазине купили белого шоколада на все деньги, какие с собой были (хотя и было-то немного). Там, на мелководье, я с удовольствием помыла лодку, просушили на солнце, и мы вернулись обратно. Волны были будь здоров, и ветер норовил завернуть нас то к берегу, то мористее.
Возле берега, у пристани, нашли водяные лилии (кувшинки), которые были сорваны кем-то и мотались на поверхности воды вместе со своими длинными стеблями. Ещё одна валялась, брошенная, в одной из лодок. Забрала их с собой, налила воды в тарелку, обрезала коротко стебель и пустила их плавать. Вечером лилии закрылись, а утром снова раскрыли свои белые цветки. Красиво. Тарелку с лилиями пришлось вынести и поставить на порожек домика, на солнечный свет, потому что в самом домике для них темновато.
* * *
Вчера видели гадюку. Она ползла себе бесшумно по тропинке от столовой, извиваясь, когда я шла с обеда. Потом, испугавшись людей, она уползла под куст и свернулась там кольцами. Когда начал собираться народ, прибежали дети, гадюка выползла из-под куста, скорее всего испугавшись шума, и поползла в ту сторону, где не было людей. Но тут нашлись « умельцы» и устроили «показательную казнь» над ней. Никаких жёлтых пятен на голове у змеи не было, так что это точно был не уж. На ней через всю спинку узор – на серой чешуе – чёрная сеточка. Очень красиво, но жутковато, завораживает. Раньше гадюку я никогда в природе не видела я думаю, что появление ядовитой гадюки в центре турбазы, возле детской площадки, где всегда играло много маленьких детей, конечно, очень опасно, но теперь, по прошествии нескольких месяцев, понимаю, что можно было поступить и по-другому, оставив её в живых и выпустив в лес. Но тогда я поддалась общему настроению и даже сбегала за фотоаппаратом и сфотографировала гадюку, когда она была уже полуживая и не опасна. Теперь за эти снимки мне стыдно.
* * *
И ещё: как только на турбазе где-нибудь что-нибудь интересное происходит, так сразу там собирается народ. Так произошло и с ёжиками, ежатами ещё. Их двое: один ручной совсем, а другой в руки не даётся. Они живут под одним из домиков и ночью вылезают и пьют молоко, которое им ставят в блюдечке. А кто-то видел и огромную ежиху.
Ещё про змей: оказывается, именно в середине июля змеи особенно агрессивны и опасны, так как у них в это время появляются детёныши. Да и у нашей змеи, пожалуй, тоже были. Она жила под столовой, и работники столовой это знали. А мальчишки рассказывали, что видели в канавке у столовой маленьких змеёнышей…
Ещё мы узнали, что в прошлом году на берегу, на территории турбазы, в заброшенном старом ржавом корабле жила змея. А остров, что напротив, так и называется – змеиный остров, и, проплывая на лодке, многие видели плывущую в воде змею. Туда мы, пожалуй, не поплывём.
* * *
Ходили с Сашей в лес за грибами. Набрали сыроежек, жёлтых, больших, и ещё я нашла подберёзовик во мху и семью ярко-оранжевых лисичек под ёлками. Лисички почему-то очень радуют сердце. Надо на группе предложить тему: «Грибы». Какие грибы кому нравятся, кому нет, и почему? Не только про съедобные, но и про поганки, мухоморы. Кажется, что грибы тоже разные по характеру. Интересно было бы послушать: кто любит собирать грибы, кто нет, но любит их есть в готовом жареном виде? Кто-то идёт и сшибает палкой мухоморы. Или кто-то, может быть, любит гриб найти и любоваться им , не срывая. Или вот гриб чага, который на берёзе растёт. Думается – интересная тема.
* * *
Сегодня были на пляже, полежали на речном песочке. Рассмотрела песок поближе, и оказалось, что он состоит из мелких песчинок прозрачного кварца, немного желтоватого, что и придаёт песку жёлтый приятный песчаный цвет. Сверху над головами качаются сосны и полуобнажёнными корнями тянутся к воде. А песок высыпается и высыпается из-под корней вниз по склону, всё больше оголяя их, и река забирает его. Сосны постепенно оказываются без опоры и начинают клониться-заваливаться набок. Век их уже, увы, недолог.
Пляж – по краям два мыса, а посередине бухточка; приходя на пляж, долго спускаемся-съезжаем босиком по осыпающемуся песчаному склону к воде, а уходя – карабкаемся вверх, и одно это – уже само по себе счастье. Вода – замечательная, она бодрит, тоже чуть желтоватая, но прозрачная. Очень быстро от берега начинается глубина, но ведь плавать – такое удовольствие!
Однажды плавала с одного пляжа на другой, который за мысом. Водоросли неприятно норовили зацепиться за ноги, и было страшновато увязнуть в них, хотя, в общем-то, там была небольшая глубина (но я тогда ещё этого не знала). Был момент, когда по спине прошёл холодок, но я всё же проплыла и туда, и обратно.
* * *
Вообще же, я очень люблю водоросли. Но люблю рассматривать их тогда, когда вода оторвала их от дна, например, после очень сильного волнения на реке, и принесла к берегу, - и они колышутся в пене прибоя: одни из них переливаются узкими гладкими блестящими листиками на солнце, а другие похожи на ощетинившийся ёршик; водоросли притягивают взгляд, и я рассматриваю их как диво, и, заметив мой интерес, подбегают 4-5-летние дети и тоже начинают с восторгом и изумлением их рассматривать. Потом мы все вместе замечаем прибитые волнами ракушки на сыром песке и с каждой проводим исследование, выясняя, живёт ли кто-то в домике: если есть дверка и она закрыта. То значит в нём живёт улитка-прудовик (мы кидаем их в воду, подальше от пляжа, в водоросли – пусть живут). А если домик пуст, то такую ракушку можно взять с собой на память. Как на меня смотрят детские глазёнки! Они открыли для себя ещё один, ранее неведомый для них, кусочек мира – подводного мира. Конечно, их родителям не до этого; видимо, таких разговоров со своими детьми они не ведут. А зря.
* * *
Сегодня утром солнышко заглянуло ко мне в окно, и, ещё не раскрыв глаза, я улыбаюсь. Встала, умылась, и потянуло на реку, взяла фотоаппарат. В это время тихо, ещё спят все. Природа утром свежая, прихорашивается. Наснимала много у реки. Вообще, природа у воды очень довольная: буйно кудрявится листва, у сосен упругие ветви, вдоволь воды получают деревья своими корнями, напитываются и не терпят в ней нужды. А те сосны, отстоят дальше от реки (на пригорке), глубоко тянут свои корни вниз, сквозь почву, к воде, и тоже питаются ею. Поэтому я очень люблю природу у воды. И цветы и травы тоже в основном цветут на полянках у реки. Лес же здесь сосновый – сосновый бор, и под ногами всё засыпано сосновыми иголками, шишками, местами растёт черника, брусника, и встречается много разных моих любимых мхов: и изумрудно-зелёных, как бархат, и колючими столбиками, и голубых (больше похожих на лишайники), и болотного цвета, и высоких, на ножках, лохматых светло-салатовых мхов, в которых, бывает, собирают клюкву.
И ещё среди мхов на полянках растут какие-то неизвестные мне растения - кустики почти без листочков (спартанского типа), которые мне тоже очень нравятся (впоследствии оказалось, что это вереск).
Из мхов растут низкие берёзовые кустики. Всё это почему-то очень дорого сердцу и напоминает более северную природу.
* * *
Замечательно, когда на небе солнце, но если солнце прячется за облаками, то это тоже очень хорошо: чётче становятся силуэты деревьев на фоне реки, - тёмное на светлом, - прячутся, скрадываются цвета, краски, но резче выступают контуру, линии, графика. Насыщенность тёмного в контрасте со светлой водой, живого на неживом. Да, пожалуй, и не знаю, может, вода тоже живая: она обнимает, когда плывёшь. Качает на своих волнах лодку или стелется гладью, отражая, как зеркало, небо, или серебрится блёстками, или намывает на песке к утру волнистые барханы на мелководье. А. подхватываемая ветром, гонит и гонит на берег волны, и они плещутся, и наползают на прибрежный песок, и отступают.
* * *
Как важно бывает иногда почувствовать под ногами землю, почувствовать, что крепко стоишь на ней, что она твёрдая и незыблема. Как важно почувствовать, что ты представляешь собой не дряблый мешок костей, а красивое, точёное тело с крепкими мускулами. Как важно почувствовать себя сильным, способным справиться со всеми грядущими проблемами. Почувствовать отсутствие преград между тобой и Богом, почувствовать, что Бог помогает тебе. Тогда ощущение полноты жизни настолько велико, что это и есть счастье жить.
* * *
Целыми днями ветер шумит и шумит в верхушках сосен, стволы раскачиваются, верхние ветки, сучья стучат друг о друга, сверху падают прошлогодние старые шишки. Кажется, что сосны рассказывают друг другу бурные истории. Взволнованно жестикулируя. Или будто великаны под хмельком собрались в компании, выясняют отношения, и вот-вот вспыхнет среди ссора. Всегда в это время очень беспокойно делается на душе.
А к вечеру ветер обычно стихает, становится в природе тихо и спокойно, будто не только птицы и люди, но и сами сосны любуются вечером, слушая тишину, и засыпают. Утихает и река. Тогда разливается по всей реке закат, отражаемый небом.
* * *
18 июля. Как-то, гуляя вечером по берегу. Увидела, что знакомые, Глеб и Света, ловят удочками рыбу, и осталась посмотреть. Тогда при мне Света поймала маленького окунька. Это была очень красивая полосатенькая рыбка с большим чёрным плавником на спине и красными плавничками на брюшке. Она зацепилась за крючок губой, я сняла её с крючка, и рыбку пустили плавать в пакетик с водой. Через некоторое время поднялся ветер, на реке образовалась рябь, и решили рыбу больше не ловить. Стали совещаться, что делать с этой рыбкой. Глеб и Света – они замечательные, добрые ребята, поэтому решили окунька отпустить. И отпустили, выпустили в реку. Я подумала тогда: какие молодцы! Дело в том, что когда я сама ловила рыбу в последний раз (а это было, думаю, года четыре назад), нет, не здесь на Волге, а бычков в подмосковном пруду, то всю её отпустила тайком от всех, выпустила обратно в пруд – так её стало жалко (всё маленькие рыбёшки были, несмышлёныши). Теперь же я сказала ребятам: «Как ей повезло! Какая счастливая рыбка!»
* * *
Наблюдать верхушки сосен
Из больничного окна,
Видеть, как приходит осень,
Хоть в душе цветёт весна,
Жить на уровне макушек
Мелколиственных берёз,
Замирать и тихо слушать,
Как колышется, белёс,
Средь толпы зелёных листьев
Первый жёлтенький листок…
И вписать в словарик истин
Пару-тройку новых строк.
22.09.05
* * *
Детский сад, роддом и школа –
Всё, что нужно для детей,
И тепло родного дома
Без особенных затей,
Свет любви, тепло заботы,
И душевность – для души.
Только вот с последним что-то
Дела не очень хороши.
Где её добыть, душевность?
Где она живёт-растёт?
В магазине продаётся?
Светит ночи напролёт?
Я приглядываюсь к людям,
Я пытаюсь подражать.
Но обманывать не будем –
От себя не убежать.
22.09.05 – 05.10.05
* * *
Кровать – как облако,
И я на ней парю.
И воздуха поток приподнимает тело,
И я парю
Пока что неумело,
Но научусь,
Наверно, к октябрю.
Мечта моя – огромное окно.
И сосны в нём – пушисто-
Серебристы.
И, будто в цирке,
Как эквилибристы
Синицы прыгают…
Окно освещено
Рассеянным, но ярким
Белым светом.
И вся палата
Стала так светла,
Что все печали
Выгорят дотла,
И так, наверное,
Бывает только летом.
24.09.05
* * *
Листья падают с деревьев,
И, шуршанием полна,
Свет мой-улица горюет,
Что давно ушла весна.
Но прозрачным ясным светом
Дней осветит череду,
И тогда из лета в осень
Я тихонько перейду.
28.09.05
* * *
Что заставляет людей
танцевать?
Может, потребность
в красивых движеньях,
В плавности линий,
в движении в такт,
Чтобы наладить душевный контакт,
Чтобы увидеть души отраженье.
В зеркале лиц в окруженьи своём,
Чтобы порадовать мышцы и связки,
Чтобы почувствовать тонус,
подъём,
Чтобы раскованным стать,
и вдвоём
Вам танцевать - и совсем
без опаски!?
Что заставляет людей тормошить
Вялые, слабые, дряблые мышцы?
- Чтобы окрепли они, чтобы жить,
Чтоб они верой и правдой
служить
Вот, несомненно, могли бы, не кисли.
Чтобы вы сами, чтоб радостный
свет
Вы за собой оставляли прекрасный,
Чтобы в душе было солнечно, ясно,
Чтоб пролагать в жизни
собственный след.
Что заставляет людей
танцевать?
Необходимость стряхнуть с себя
мысли,
Что нас опутали,
где мы зависли,
Раскрепощённость свою
осознать,
Освободиться и радостно петь
Вместе с певцом и певицей
(по вкусу),
Чтоб под ногами почувствовать
твердь,
Чтобы пространство беды
одолеть,
Чтобы уже не бояться укусов.
Так совершенством нам
хочется стать,
Не приложив ни труда,
ни старанья,
И не учиться, и не танцевать,
И не попробовать – только
мечтать?
Ну и какое нам будет названье?
Я призываю людей танцевать –
Вместе, в кругу, соло, в паре,
петь в душе,
В ритме усвоить упругую стать,
Чтобы к компании ближе
пристать,
Чтобы физически даже устать,
Чтоб отогрелись замёрзшие души.
05-12.11.05
* * *
Я, как домовёнок Кузя,
Изнутри смотрю на мир,
Чувствуя себя обузой,
Наблюдаю за кургузой
жизнью здесь, хочу на пир
Новогодний, и мечтаю
Лишь о нём, и в свой черёд
С разноцветными огнями,
С фейерверком он придёт,
Даже если я не верю,
Как всегда, в его приход.
Вспыхнут ёлки огоньками,
Разноцветные шары
Будут веселиться сами
Отраженьем мишуры.
И шампанское откроют,
По бокалам разольют,
И почувствуются снова
Радость, счастье и уют,
И тепло родного дома,
Там, где снова хорошо,
И, поглядывая в окна,
Скажем: «Снова снег пошёл!»
18.12.05
* * *
По телевизору все ищут виноватого,
А виноватые сидят и в ус не дуют.
Им наплевать, кто, где и как склоняет их,
Они сидят себе и на костях жируют.
И льётся грязь ручьём, потоками и реками.
Но дождь пройдёт – и чистота заблещет.
И все поймут, оставшись человеками:
Не страшен чёрт; так пусть он и трепещет.
18.12.05
* * *
Я устала от больницы,
От ночей в её стенах,
Где натянутые лица,
Что с усталостью в глазах
Выше крыши, где кровати
Так скрипят, что не уснуть,
Где мечты о доме, - кстати, -
Приукрашивают суть
Прошлой жизни, но, однако,
И спадает пелена –
Что не так, и как ба надо,
Что исправить, и сполна.
18.12.05
* * *
За окном пейзаж привычный.
Снег идёт. Сменяет ночь
День, и всё идёт отлично,
Только вот не спится. Прочь
Хочется бежать отсюда –
Нету больше сил терпеть.
Я, наверное, жду чуда:
Больше нечего хотеть.
За окном стоит сторожка,
Расчищает кто-то снег.
Подожду ещё немножко –
Часто терпит человек.
18.12.05
* * *
Мне трудно. Я молчу. Но говорить придётся.
Выписывают скоро – меня, а не её.
Приходится терпеть, - что делать остаётся?
На следующий день забудется быльё.
Как просто упрекать за то, в чём мы не властны.
Как просто осуждать – всем сёстрам по серьгам,
И как легко винить других в своём несчастье,
Не ведая о том, что всем несладко нам.
Нас всех собрали здесь по божьему веленью,
По промыслу любви, по заповеди ЖИТЬ
И жизнь дарить другим, а не скользить как тени,
Не тосковать и выть, печалиться, тужить,
А радоваться дню, заставшему нас снова
В компании людей, несущих бремена
Друг друга, и болеть душою, право слово,
Нам лучше за других. И кончится война.
20.12.05
* * *
Я в Переделкино хочу, и чтобы снова
Увидеть колокольчики в окне
И тесных комнаток естественное слово,
Где из террасы сделан кабинет.
Туда хочу, но не зимой, а летом,
И чтобы шум берёзы за окном,
И ствол её чистейшим белым цветом,
И солнце мне напомнили о том,
Что грязью ВСЕХ запачкать невозможно –
Её не хватит, что ни говори.
Ведь было жить и Окуджаве сложно,
Но чистота души была внутри.
4.03.06
* * *
Солнце. Начинающийся день.
Лето. Ясность мыслей, начинаний,
Никаких сомнений и терзаний,
Солнце – светит. Все, кому не лень,
Сделали зарядку, и с зарядом
Бодрости, свободы. Доброты
И вокруг царящей красоты
Целый день с любовью будут рядом.
Радость утра светит целый день,
Не пробить её злодейским козням, -
Но для злых ещё чуть-чуть – и будет поздно,
Не увидеть им прекрасный день.
Тем, кто злится, небо с кулачок
Кажется, и солнце – лишь помеха,
Для таких людей одна утеха –
Всех чернить, а о себе молчок.
4.03.06
* * *
Глупость! Миром правит глупость!
Глупость всюду беспросветна:
Злоба – это тоже глупость,
Так как мудрости в ней нету.
Каждый думает, как хочет,
Каждый делает, как хочет,
Только в ночи беспросветной
Плачут люди что есть мочи,
Умываются слезами
Из-за глупых тех решений,
Что законами зовутся
Вместо тяжких прегрешений.
Рассуждать – легко и просто
Людям очень недалёким
О вещах, что недоступны
Даже мудрецам высоким.
Не показывать бы глупость,
Рассуждая, как в потёмках,
О вещах, каких не знаешь, -
Будто бы слепым котёнком
Тыкаться о чьи-то руки…
Это весело бы было,
Не было б тоски и скуки,
Только что-то приуныло
Наше долгое собранье,
И понятно стало: пошлы
И противны их признанья.
Жизнь - итак их наказанье.
Мне – и жалко их, и тошно.
10.03.06