Из сборника 9, 2006
* * *
Случайно оказавшись средь снегов,
Вдали от сёл, где фонари как луны,
Я слышу только скрип своих шагов
И наблюдаю бледные лагуны
Раскинутых заснеженных лугов,
И купол замороженного неба,
И чуть мерцающий Божественный покров
На всём, на всём, где взгляд мой только не был.
12.02.05, вечером
* * *
Я в детском парке вечером одна.
И тишина вдоль деревянных горок,
И снега скрип так тих и даже кроток,
И на избушках снега тишина.
Но завтра снова утро, и с утра
Закутанными толстыми шарфами,
С лопатками для снега, малышами
Заполнится площадка. Детвора
Освоит этот город, и покой
Площадке этой будет только сниться.
Но будет вечер: фонарей десница
Покроет светом всё. И всё уснёт.
12.02.05
* * *
Вдали от шумных площадей,
Вокзалов, перекрёстков серых
Я заплетаюсь меж ветвей
Свисающих с высоких дерев.
Каток под бледным фонарём,
Мечтающий о фигуристках,
Взлетающих над чистым льдом
И тающих в вечерних искрах.
Я вспоминаю огоньки,
Что над хоккейною коробкой,
И, может, даже на коньки
Я завтра встану очень робко.
15.02.05, т/б «Верхневолжская»
* * *
Как на природе сходит шелуха,
Наносное, уродливое, цепи
Разорваны, спрямляется строка:
Как действует на дух великолепье!
Вдруг обнаружишь скрытое в себе
Под слоем грязи, лени и болезней,
Промоешься, продышишься в судьбе
И вдруг поймёшь, что чистым быть полезней.
Усталость сбросишь как ненужный груз,
Что, кажется, тащил почти столетье,
И лёгкость привлечёт летучих муз,
И верится: минуют лихолетья.
И в чистом воздухе прочистится душа,
И мысли чистыми, как снег белейший, станут.
Уютно будет дома, и настанут
Совсем, совсем другие времена.
15.02.05 В Сретенье
* * *
А я – ничто, я – хрупкое ничто,
Мечтаю я о том, что не случится,
А я – колибри, крохотная птица,
Которая нектар в себе несёт,
Сродни пчеле и бабочке сродни,
Тружусь изо всех сил, - так, как умею,
И сил своих на это не жалею.
Вот так мои и пролетают дни.
Но я не жалуюсь – мне хорошо,
Мои труды, конечно, не напрасны,
Я – счастлива, а вовсе не несчастна,
И жаловаться даже мне грешно.
Я выполняю всё, всё, что могу.
Всё то, что должно, всё я выполняю,
И жизнь прожить, как я, я пожелаю,
Пожалуй, даже злейшему врагу.
Так много в ней хорошего всего,
Так много в ней Господней благодати,
Как будто греюсь я в Его объятьях,
И больше мне не нужно ничего.
12.02.05, т/б «Верхневолжская»
* * *
Давно мне не до самомнений,
Спокойно и тихо житьё,
Но в сборниках стихотворений
Люблю поискать я «своё», -
Не то, что написано мною,
Стишонки мои тут не в счёт, -
А выпуски антологий,
Где многое множество нот.
Люблю покопаться, каюсь,
Порыться среди стихов,
Люблю засидеться заполночь
До первых, вторых петухов,
Чтоб в сонме иных измерений
Настроить свой собственный тон
И выбрать пять стихотворений,
Звучащих с душой в унисон.
И вспомнить – что было, как было,
И как бы хотелось забыть, -
Найти вдруг другое мерило
И с прошлым себя примирить.
И боль разделить как краюху –
Поэту и мне – сквозь года,
Открыть свою рану как другу,
Что понял меня, и тогда
Придёт долгожданная мудрость,
Спокойствие в душу придёт,
И воспоминанье отпустит,
И камень с души упадёт.
17.02.05, т/б «Верхневолжская»
* * *
Душа открылась вдруг и ожила,
И задышала радостно, без боли
И это то, что все зовут любовью –
Как будто появились два крыла.
Не страшно больше людям открываться –
Любовь вокруг, повсюду и внутри:
Светильник светит, свет везде горит.
Не надо больше ничего бояться.
Триумф надежды, сбывшейся в любви,
И веры детской в милосердие Господне…
Меня коснулись ангелы сегодня,
Под ручки белы взяли, понесли
И отпустили в райские сады.
Но, может быть, я их и заслужила,
Когда заботой нежной окружила
Родных людей по духу красоты,
Когда молиться стала за домашних,
За хрупкие сердца, чтобы помог им Бог,
Чтоб опустил над ними Свой полог,
Чтоб спас, помиловал, простил детей вчерашних,
Не ведающих, что они творят,
А за добро добром воздал без счёта…
Мне трудно было, но моя забота
Угодна Богу; ангелы – летят.
12.09.04, воскресенье
* * *
С работы все идут домой,
И выворачивает зонтик
Злой ветер. Дождик проливной,
И темнота, и слякоть. Котик
Сидит в подъезде – сирота,
Глаза зовут: ну пожалейте,
Возьмите доброго кота
И молочка ему налейте,
Пригрейте: я вас не объем, -
Я мало ем, я не блохастый,
Я благодарен буду тем,
Что буду вам игрушкой классной.
И я погрею вам бочок
Больной, легко сниму усталость
С натруженных гудящих ваших ног,
А взять меня – такая малость! –
К себе… И смотрит снизу вверх
Котёнок-котик, худенький подросток,
Как смотрит! Ах, как смотрит он на тех,
Кто вверх спешит, раз в десять выше ростом.
Мелькают толстые подошвы; каблуки
Стучат, и фалды от пальто мелькают…
Он ждёт и верит, правде вопреки.
Он чуда ждёт. Ведь чудеса бывают?
21.10.04
Отрывки из дневника
11.09.03 В Измайловском парке солнце только что зашло, опустилось за лес, и скоро уже будут сгущаться сумерки, но пока небо ещё светлое и ясное.
Из речки в ивах, из низинки, на поле понизу начал наползать туман, распространяясь в стороны и как-то подрастая в высоту, беззвучно, неотвратимо и бесстрастно захватывая всё новые и новые территории, дополз до кустов и двинулся дальше. Он туманил голову своей фантастичностью, ирреальностью, завораживал ощущением живой мыслящей субстанции, не похожей на человеческую. Я сфотографировала наползающий туман, - что-то в нём было мистическое, и он вёл себя как хозяин, привыкший распоряжаться всем по своему усмотрению. Сейчас он по-хозяйски полз, и лучше было не противиться, а подчиниться, - чтобы хуже не было. Потом ниоткуда посреди тумана появился человек, и он бродил в нём молча, как-то замедленно и абсолютно бесшумно, как зомби, напоминая полупрозрачный призрак, и это тоже было из области фантастики (вспомните фильмы Андрея Тарковского).
Очертания тёмных крон деревьев в той стороне, где село солнце, были кружевными и закруглёнными, листья плотными шапками росли на самых концах ветвей, а внутри прекрасно просматривались изогнутые стволы и разветвляющиеся голые ветви. Там, под шапками листьев, скрывающими внутреннее пространство крон, было много закатного воздуха, просвечивало нежное ясное тёплых тонов небо.Деревья пытались задержать этот воздух в своих кронах, чтобы дышать им ночью, старались удержать этот свет от неба, чтобы он светил им среди тёмного ночного безмолвия, освещая листву внутри крон, впитывали его устьицами на всех листьях, корой на всех ветвях, и, похоже, это получалось.
А позже, когда на парк стала опускаться темнота, я наблюдала ещё более удивительный эффект: густая листва на деревьях стала невидимой, слилась в чёрную однородную массу, и сквозь неё просвечивало пока ещё значительно более светлое сиренево-голубое небо, и то, что просвечивало, напоминало мерцающую густую россыпь крупных звёзд в черноте неба, и я тихонько шла и смотрела вверх, сквозь невидимые тёмные кроны, и россыпь звёзд непрерывно меняла своё расположение, свои очертания, переливалась блёстками, и как-то получалось, что звёздное небо живое и тоже представляет собой живую мыслящую субстанцию.
Но ведь это не были настоящие звёзды, настоящие звёзды ещё не появились на небе, их видимость создавали малюсенькие светлые кусочки неба, а роль чёрного ночного неба играли густые кроны деревьев, - своеобразный театр теней. Ещё тут можно вспомнить детскую игрушку – трубу-калейдоскоп, где при незначительном повороте трубы вокруг своей же оси складываются всё новые и новые узоры из цветных стёклышек. Так и здесь, в парке: при моём медленном движении узоры из тёмной листвы складывались случайным образом и непрерывно менялись, и сквозь густую листву моему взгляду открывались маленькие кусочки светлого неба, настолько мелкие, что глаза принимали их за звёздочки. Очень легко было увидеть эту захватывающую восхитительную красоту, но как же трудно оказалось разобраться и записать то, что увиделось, чтобы читающим эти строки стало понятно, о чём идёт речь.
А на обратном пути белый плотный туман уже переполз через дорожку, по которой мне предстояло возвращаться домой, и продвигался дальше всё более широким фронтом, и мне нужно было обязательно пройти сквозь него, и я – пошла, и вошла в туман, хотя немного робела, и тут же не увидела ни своих ног, ни дороги, по которой ступала на ощупь, и всё вокруг меня погрузилось в сыроватую прохладную плотную белую дымку, и движения мои сами собой замедлились, и замедлились шаги, и я поняла того человека, который шёл в тумане. Хотелось идти молча и слушать особенную туманную тишину.
05.03.2005 Человек, который долго живёт на земле, постепенно обрастает ниточками связей с улицами и домами, потом жизнь уводит его в другие районы города. Но приходит время, и обстоятельства случайным образом возвращают его, и он попадает снова на знакомые улицы. Идёт мимо тех же домов, и они начинают звучать, как ноты, но не звуками, а отзвуками тех чувств, переживаний, событий, которые происходили с ним и переживались им здесь когда-то давно.
* * *
Уводит вдаль прогретая дорога,
Источник, церковь и тюльпанов звон;
Для жизни помощь попрошу у Бога, -
Травы мне под ноги подстелит только он,
И будет мягче поступь и счастливей,
И от лица польётся тихий свет,
И слёз неслышных хлынет тёплый ливень
И смоет боль прошедших горьких лет.
И свет надежды ярче, и в умытом
Чистейшем небе радужной дугой
Сольются вместе трепетно-открыто
Бог-Сын, и Бог-Отец, и Дух - Святой.
30.05.04, праздник Троицы
* * *
Всё сгрудилось вокруг: деревья, птицы, люди,
Цветы и провода, дороги и мосты;
Часы ведут отсчёт секунд, минут и буден,
И в небе самолёт, а на земле пусты
Лишь речи у людей бессмысленно жестоких,
Готовых растерзать весь белый «грязный» свет,
И люди на людей в нём вовсе не похожи,
И будет «всё хужей», - альтернативы нет.
Но я – не из таких, и я такой не буду, -
Оставьте для себя помойку и клозет.
Я буду дома мыть грязнейшую посуду,
Оставшись в чистоте. Альтернативы нет.
30.05.04
* * *
Мне непонятно многое на свете:
Я вот – живу, а Окуджавы – нет;
И в дом его – экскурсия, и ветер
Влетает в двери и ерошит плед,
И парусник плывёт на спинке кресла,
И ветер раздувает паруса,
Качая колокольчики как песни,
Звенящие как птичьи голоса.
И тихий шелест, шум листвы зелёной,
В распахнутую дверь распространясь,
Всё укрывает, как заветный полог,
Покровом лиственным, и, несомненно, вязь
Из-под пера вилась без завитушек
У Мастера – он слушал этот шум
Как песнь природы вещей, вездесущей,
Мудрее мудрого устроенной, как ум
Наш, человеческий, устроен быть не может,
Но приближаться избранным дано
К природе, но и к смерти, к смерти тоже.
Своей, неотвратимой, суждено.
И как в тот час, в лучах посмертной славы
Не содрогнулась переделкинская твердь:
Ах, если бы Булату Окуджаве
Париж увидеть – и не умереть.
30.05.04
* * *
Роняют лепестки цветущие герани,
И розовым дождём смывается беда,
И розовый салют взлетает над кустами
Зелёных вееров, и хочется тогда
Улитке заглянуть в окно, куда стремятся
Все помыслы души гераниевых рас,
И вместе с ними солнцем восхищаться,
Прильнув к стеку листвой как в первый раз,
Когда, увидев солнце, всколыхнулась
Зелёная душа, ладошки развернув,
И, испытав восторг, вся к солнцу потянулась,
Освободившись от тяжёлых дум.
Согрета добротой его и светом,
Теплом его, очнулась ото сна…
И что же тогда ждёт нас этим летом,
Если такое делает весна.
23.04.05, Лазарева суббота, вечер перед Вербным воскресеньем