Из сборника 3, 1999
* * *
Сколько выдержать может
Человек
Невзгод и печалей -
Месяц, год, век?
Печали, невзгоды - их
Не обойти.
И остаётся покорно, но гордо
Сквозь них идти.
Что будет?... Что будет -
Не предугадать.
Никто не раскроет тайны оттуда -
Надо лишь ждать.
Жить надо сейчас, сегодня -
Сегодняшним днём.
По совести жить, по чести -
Рассудят потом.
Мужайся, мой друг, мужайся!
Что ждёт впереди...
По совести жить старайся,
Плохого не жди.
Заботы, тревоги - сгинут,
Уйдут, словно с ветром дым,
Несчастия нас покинут,
Настанет спокойная жизнь.
С несчастьем проходит счастье -
Каков маршрут!
За преодоленье преграды -
Награды ждут.
И ценишь тогда сильнее
То, что ценил вчера,
И чувствуешь всё острее,
Что жизнь трудна, но мала.
9 декабря 1997
Декабрь, Полушкино, 74 км от Москвы.
* * *
Посидите, помолчите в тишине...
Что ж такое тишина? Тишина...
Вы послушайте, услышьте её -
Застрекочет как кузнечик она.
Будто летом застрекочет кузнец,
Вам на скрипочке сыграет своей.
Наслаждайтесь тишиной, тишиной,
На концерте побываете в ней.
Недоступна в городах тишина,
И услышишь тишину раз в году,
И забудешь, как всегда, на бегу...
В тишину от мира спрячусь, уйду.
Вновь кузнечик пропоёт для меня
Песню лета - луга, солнца, росы,
И под солнцем оживёт вся земля,
И задышит прежде спящая жизнь.
Я о лете вспоминаю зимой,
А в окне повсюду только снега...
Наслаждаюсь тишиной, тишиной...
Мне особенно она дорога.
1997
* * *
Снежные лапы у елей
Грузно опущены книзу,
И возле каждой из елей
Хочется ставить репризу.
Так хороши - как в сказке.
Лес - Берендеево царство.
Кажется: может быть, в мире
Вправду нет лжи и коварства?
Торжественны мантии елей,
Бело-искристое поле,
И чистота в природе -
В воздухе, в небе - на воле.
В белом пушистые ели
Стоят, тишиной объяты,
И возле каждой из елей
Хочется ставить фермату.
1997
* * *
Тишина звенит в тишине,
Вдалеке слышен крик ворон...
В подмосковном лесу зимой
Как ушам этот сладок звон.
Замер лес, серебром одет,
Спят деревья, молчит сосна...
Только скрип от моих шагов
Тишину нарушает сна.
Шумный город исчез, забыт,
Возвращаться туда - беда.
Мне б построить здесь дом и жить,
Мне б остаться тут навсегда.
А когда вновь уйду туда -
В шум и грохот, где гарь одна, -
Унесу ощущение сна,
Где природа и тишина.
1997
Одностишие-парадокс:
Полная звуков тишина...
Комментарий: Природа не терпит пустоты.
Мысль:
Рукавички - дублёнки для рук.
Иду сквозь лес по дороге зимой
В лесу, в прозрачном безмолвии сна,
Где ночи тихи и долги,
При полном отсутствии ветерка
Мне лапками машут ёлки.
1997
* * *
Если б только не волненье,
Не тревога, не печаль.
Завели в такую даль,
Не увидеть б этих ёлок,
Их верхушек и иголок,
Шапок снега на ветвях
И чернеющих былинок
На заснеженных полях,
В куржевице сплошь кустов,
Стука дятлов от стволов,
Стайки ярких снегирей,
Улетевшей поскорей
От озябших пешеходов -
С электрички быстроходов.
Не услышать под ветвями
Скрипа снега под ногами......
...................................................
Елей, ёлок, ёлочек
Целый лес стоит.
Лес из этих ёлочек
Со мною говорит.
Папа-ель и мама-ель -
Толстая и тонкая -
Возвышаются теперь
Над дочуркой-ёлкой.
Рядом крошки-ёлочки
Расправили иголочки.
Эти - тоже сыновья,
Младшие, любимые;
Летом слышит вся семья
Трели соловьиные.
А сейчас в снегу стоят,
Закрывая лапами
Малышей, что рядом спят,
Мама вместе с папою.
....................................................
Это что за детский сад,
Тоже братья меньшие?
Рядом ёлочки стоят
Мал, мала и меньше.
...................................................
За толстенными стволами
оживает сказка:
В царство гномов попадаю,
Удивляюсь, замираю,
Сразу живо представляю,
Будто вовсе и не ёлочки,
С головою заметённые, -
Это гномы на поляночке
Разговор ведут степенный свой.
....................................................
Лес - как город заколдованный.
Люди, в ёлки превращённые.
И, как странник очарованный,
Я стою, заворожённая.
Январь 1998
* * *
Что ни ёлка - то красавица,
Что ни кустик - будто сказочный.
Познакомиться хочу с тобой,
Чудо света, Лес загадочный.
Белоснежно-серебристое
Поле рядом расстилается
И, восторженно-искристое,
Светлым небом отражается.
Солнце белое, лучистое...
Всё сверкает, озарённое...
........................................................
Я в Москву зимой холодною
Уезжаю просветлённою.
Январь 1998
* * *
Люди - это колючие ёлки:
Очень колючи у них иголки,
И кто до них ни дотронется,
О них непременно уколется.
Но если гладить рукой иголки
По ходу роста иголок ёлки,
То они - совсем не колючие:
От смолы немного липучие,
Приятные, мягкие, гладкие
И пахнут лесной загадкою.
Хочу с людьми научиться ладить,
По ходу иголок их ветки гладить.
Давным-давно все в занозах руки,
Сто раз испытала я боль разлуки.
О, милые ёлки! Как я вас знаю.
Давным-давно я вас понимаю.
Но именно те как скала неприступны,
Чьи мысли легко для меня доступны.
Как больно, как трудно,
Как странно, но нужно
Учиться с людьми жить
В любви и дружбе,
Когда всем и так я добра желаю;
Что делать, раз этого не понимают.
И мой удел - говорить, говорить,
Себя объяснять и всем объяснить,
Как радостно было бы жить на свете,
Если б не ваши колючки эти.
Январь 1998
* * *
Навес от солнца и от ветра защищающий - для меня,
Ассоциации с Японией рождающий - для меня,
И блеск, и глянец - отвергающий - для меня,
И свет от солнца поглощающий - для меня,
И в полумраке, в полусумерках - для меня
Царит восставший, а не умерший - для меня.
И в тишине, перемежающейся звуками
Природы - каплями дождя стучащими,
Не резкими, а мягкими, приятными
Для уха, в ветра шелестении задумчивом листвой,
А вовсе не в звучании кастрюль -
Визжащем, резком, нестерпимо ранящем,
В задумчивом растений полусне,
Повсюду окружающем меня,
Мне дома хорошо в любимом кресле.
Закутавшись в уютный мягкий плед,
Сижу за письменным столом и сочиняю,
Жизнь, за окном текущую, я смутно представляю,
Уйдя в свой мир - от поражений и побед.
19 апреля 1998
* * *
Скоро, скоро день рожденья,
И природа - просто чудо! -
Сделала такой подарок -
Сколько снега навалило!
(Где он взялся и откуда?)
Снег апрельский - что за диво! -
Очень редкое явленье;
В удивленьи - как красиво! -
Я пишу стихотворенье.
Все ухабы, чёрно лихо
Он покрыл пушистым слоем;
Утром - с ветром, а днём - тихо
Снег летел неслышным роем.
Дедморозову подушку
Внучка, видно, выбивала -
Снег летел, такой послушный,
Землю мягко укрывая.
Было тихо и беззвучно
Мне подарком к дню рожденья
В воскресенье. (В день обычный
Всё дрожит от сотрясенья.)
Возле нашего балкона
Тёрся снег о наши окна -
Только нежный шорох снега
Слышно было мне сквозь стёкла.
Оказался двор, как в сказке,
За какие-то мгновенья,
Облепил деревья краской -
Белой краской вдохновенья.
Тяжело повис на гибких
Ветках, долу наклоняя,
Снег налипший, как накидкой,
Снегопадом украшая.
Что мечталось - с леса встречей,
Что зимой не было снято,
Я спешу увековечить
Старым фотоаппаратом.
Так зима ко мне вернулась
Поприветствовать рожденье.
Может быть, в году грядущем
Я найду отдохновенье.
И это знак - мне быть царевной,
Из снега талого рождённой,
Быть белокрылой королевной
Наперекор всем силам чёрным.
12 апреля 1998
* * *
Кошка - усатый хранитель дома.
* * *
Из кровей каких-то нежных -
Схватки мне не по плечу.
А теперь в сугробах снежных
Я сама себя лечу.
19 апреля 1998
* * *
Скажут: «Просты стихи и слабы».
Что ж, быть может, они плохие.
Но зато от чистого сердца
Мои первые эти стихи.
1985
* * *
Во время снегопада увидела, что снег за окном падает вверх:
Может быть, я вверх ногами стою,
Может, исчезло земли притяженье?
Белого снега в небе круженье...
«Так не бывает»,- себе говорю.
13 апреля 1998
ДЕКАБРЬ. ПОЛУШКИНО, 74 КМ ОТ МОСКВЫ
Я шла к станции по дороге на краю поля, утопающего в снегу, по белой снежной пустыне с торчащими кое-где, резко выделяющимися своей чернотой, засохшими былинками. Был морозный зимний день, переваливший за середину. Солнца не было, серые низкие тучи закрывали небо. Под продувающем насквозь колючим ветром я зябко ёжилась. Порядком намёрзшись за время этой дороги, я мечтала скорее оказаться в тёплой, уютной гремящей электричке и, сев и вытянув ноги, погреть их возле находящейся под сиденьем печки, и электричка будет везти меня в Москву, домой, как и всех остальных пассажиров. Вы и сами знаете, что люди, попав с мороза в тёплое помещение, сев в электричку, в конце дня, становятся добрее; уставшие, закончившие свои дела, прошедшие по морозу к станции, замёрзшие в ожидании электрички, люди расслабляются в её тепле. Тогда бывает, что разговариваются даже незнакомые люди.
С такими мечтами я шла и шла по дороге, и казалось, конца ей не было. От мороза и усталости мысли мои как-то замедлились, мозг был в полусне, я совсем замёрзла; ноги сами несли меня к станции.
И вот, наконец, станция. Из последних сил взбираюсь по ступенькам на платформу, без мыслей уже вообще, равнодушная ко всему миру, иду и смотрю себе под ноги. Сейчас, уставшей, продрогшей, мне уже не хочется так, как утром, смотреть вокруг, любоваться красотой зимнего леса, замершего вдали. Я почти уже в оцепенении и сне.
Ещё двадцать минут до электрички. Ноги уже ничего не чувствуют, смеркается. Мне уже всё равно, так равнодушно я готова была бы ждать и час, и два. Я сплю с открытыми глазами. Наконец заставляю себя пройтись, и на ледяной, открытой всем зимним ветрам платформе вдруг слышу настойчивый мягкий тёплый шелест, будто мириады маленьких гномов хлопают в свои крошечные ладошки. Нежное шуршание не прекращается, и я оглядываюсь по сторонам. Рядом на десятки метров вокруг никого нет, я одна. Только двое-трое людей стоят вдалеке в ожидании электрички, их силуэты расплываются в наступающих сумерках. Но источник звука находится где-то совсем близко. Вот удивительно! И тут я догадываюсь поднять голову вверх: передо мной - огромный куст канадского клёна. С множества сильных веток, чётко выделяющихся на фоне темнеющего неба, свисают и трепещут от ветра сухие семена клёна - крылатки, собранные в гроздья. Их много, очень много, и все они подвластны ветру. Он летит по снежной равнине, и любые преграды ему - не преграды, он просачивается сквозь голые мощные, не гнущиеся ветви клёна и, не замедляя свой полёт, мчится дальше. И лишь свисающие с ветвей сухие крылатки покорно трепещут. Вот откуда этот громкий, но мягкий шёпот.
От этих звуков мне вдруг становится тепло и уютно, я перестаю чувствовать пронизывающие порывы ветра, тело согревается, душа оттаивает, взгляд оживает. Тепло разливается по моему телу, и вот уже мне не страшен мороз, я очнулась от своего холодного сонного забытья, заблестели глаза, зашевелились мысли в голове, стало весело, и жизнь снова стала интересной.
Подошла большая чёрная лохматая собака - лайка, прижалась ко мне своим боком, доверчиво ткнулась мордой в варежку, смотрела в глаза и не хотела уходить. Я поняла. что она - добрая, и в благодарность за это дала ей конфетку, которую собака поймала на лету и съела. Я дала ей ещё конфету, ещё и ещё, она не отказалась. Мне нравилось смтреть, как она ест. Подумалось, что собака и я понимаем друг друга, что не я - одна и она - одна, а что мы с ней - вместе, что мы - друзья. Я гладила и гладила её по лохматой упругой шерсти, прижимая нежно к своему колену, и она не отстронялась. Я была благодарна ей, я была ей нужна, и мне нужна была она...
Тут подошла электричка, и я села в неё, увозя в Москву лёгкий шелест семянок клёна под ветром и доброе отношение ко мне собаки.
P.S. Я пишу, вспоминая, а рядом лежит моя кошка, она смотрит на меня недоверчиво и настороженно - как будто знает, что я пишу о шуршании ветра в ветвях и о доброй собаке, оставшихся там, на станции, в 74 км от Москвы. Наверное, она думает: " Разве собаки бывают добрыми?"
январь 1998
* * *
Вот уже и весна пришла. В самое неподходящее время - в середине апреля - выпал обильный снег и лежал, не тая, целую неделю. Природа была уже готова к пробуждению, но снег задержал её. Было странно наблюдать, как неправдоподобно большие набухшие почки тополя резко выделяются на фоне совершенно зимнего белого пейзажа. Глаз никак не мог привыкнуть к этому зрелищу, что-то в этом было не так.
И вот снег стаял, всё подсохло, и опять - межсезонье: чёрные силуэты деревьев, их чёрных безлиственных веток, полусгнившая палая листва под деревьями, всюду пыльный асфальт и серые дома - бесцветный пейзаж, наводящий тоскливость и призывающий к долгому, бесконечному терпению.
Я слишком привыкла к такой картине и не верю, что вот уже совсем скоро всё в природе начнёт распускаться, зеленеть. Поэтому для меня в этом году всё происходит неожиданно: в один солнечный день вдруг на тополе появляются такие большие бордовые шишечки, а на следующий день - это уже свисающие серёжки, а потом уже и листья.
Выглядываю в окно, а любимые мои ивы, голые веточки которых, казалось, целую вечность мёрзли под холодным пронизывающим ветром, вдруг встречают меня распустившими свои нежно-зелёные листочки. А на другой день - это уже не только листочки, но и мохнатые толстенькие желтоватые серёжки свесились под весенним солнышком. Как их много на каждой веточке, откуда они взялись вот так все сразу? Ветер мягко и нежно лохматит их, будто малыша гладит по головке добрая мамина рука.
А мне не верится, что всё это - взаправду, на самом деле. Видно, слишком долгой была в этом году зима. Первые листочки тянутся вверх, к солнышку, и ко мне тоже - ведь я живу на девятом этаже - и, шелестя, стремятся во что бы то ни стало пробудить меня от тяжкого зимнего сна:
- Просыпайся!
2 мая 1998